|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-06-17 23:07:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Зеркало для байронического героя
Я живу у чреды каналов (или прудов), слегка подёрнутых романтическим цветением – совсем как пруд Моне в Живерни.
Недалеко от подъёзда, из которого я всё время выхожу (кстати, в Копенгагене нет номеров домов, но есть номера подъездов – Назаров, например, живёт в 75-м, а пятиэтажки здесь четырёхэтажны), есть мост.
И я всё время смотрю, когда выхожу из подъезда, на другой берег, где парк.
По краям моста стоят небольшие, пузатые, возлежащие скульптуры, скопированные из Версаля.
По самому мосту едут машины и велосипеды (велосипедов больше чем машин и даже больше, чем людей). Общество победивших велосипедов. Велосипедная цивилизация.
И я всё время хочу перейти по этому мосту на другой берег, но всё время что-то отвлекает – дела, планы или усталость.
Когда возвращаешься в квартиру к Лизе и Йону, набродившись по городу, то видишь этот вид, закладываешь его в себе в голову, откладывая на будущее.
И с каждым днём всё отчётливее понимаешь, что на другой берег ты никогда не попадёшь. Так как через пару дней уедешь. Когда вернёшься непонятно (да и вернёшься ли). А даже если и вернёшься то в какой из районов Копена забросит тебя судьба.
Знал ли я, поселяясь в гостинице Русского Центра, что через пару дней окажусь у медсестры Лизы и радиожурналиста Йона, любящих Россию больше, чем русские?
Разумеется, не знал. Иначе бы подготовился.
Иначе бы, заговаривая о бородинском хлебе, точно магус, вытащил бы из рукава буханку.
А так – Лиза достала плошку с кориандром и торжественно посыпала им пластиковые датские хлебцы из отрубей.
Их можно только со сливочным маслом есть. Они только для сливочного масла приспособлены.
Столько экологически чистого сливочного масла как за эту неделю, я давно не съедал. Годовая норма.
Вечером собирался на прогулку. Думал, наконец, дойти до края и заглянуть за край.
Но Йон начал записывать меня для радио, потом пришла Лиза.
Лиза спросила нет ли у меня каких-то особенных планов на вечер.
Спросила по-английски, хотя ответы принимает по-русски.
Я сказал, что могу прогуляться, а могу и нет. Лиза принялась готовить ужин.
В это время пошёл дождь. Потом, когда стемнело, дождь усилился.
Так как Лиза и Йон живут под самой крышей, одна стена у них мансардно скошена, то здесь дождь слышно особенно хорошо.
Масса романтики.
Так что я никуда не пошёл, а остался с ребятами и мы разговаривали на смеси из трёх языков и ели картошку с разными видами селёдки, сладкой и очень сладкой, зелёным салатом из авокадо, спаржи, брокколи и стручков фасоли.
А потом был десерт из датской клубники со сливками (сейчас тут короткий сезон, ягоды быстро растут, ещё быстрее созревают) и фотографии из путешествий Йона и Лизы по Советскому Союзу.
Очень романтично – Копенгаген, надо сказать, вообще идеально подходит для разочарованного героя романтического типа: ветер здесь не выключают круглосуточно.
Плащ здесь всегда трепещет как флаг. Как Майкл Джексон.
Назаров сказал, что первая фраза учебника «Датский как иностранный» звучит так – «Дует много в Дании».
А в прогнозе погоды часто произносят – «Ветер сильный, дует в разные стороны».
Идёшь навстречу ветру, заворачиваешь за угол, ветер снова встречает тебя лицом к лицу.
Лицом в лицо.
Я немного понял как возникла «Копенгага», копенгагенская симфония у Андрея Иванова – просто здесь, под воздействием погодных условий, ты невольно превращаешься в резонатор.
Ветер колеблет двуножник. Проникает внутрь. Скатывается под загривку к пояснице.
Мембрану подсушивает солнце. Смачивается дождями.
Из-за чего не разбухает неповоротливо, но становится сверхчувствительной и сверхпроводимой.
Лицо твоё становится немного забронзовелым, более скульптурным, чем раньше (особенно в сумерках или в темноте – когда оно отражается в окне электрички маршрута А)
Твоё лицо становится скульптурнее, так как контекст мирволит: в стране победившего дизайна памятников, монументов и абстрактных композиций больше чем где бы то ни было. Знаете, да?
Скульптуры много, а пыли нет. Отсутствие обнаружил случайно – полез компьютерный кабель за диваном подключать и никаких следов на руках или штанах не осталось.
Потом проверял в других углах и комнатах. Нет пыли.
Задумался. Огляделся. На улице тоже. Ни песка, ни сыпи. Мусор есть, человеческого происхождения, а пыли нет.
Поэтому (?) датчане так любят протягивать ноги. Складывать их в поезде на соседние лавки. Ноги-то чистые.
Хотя с обувью у викингов напряги. Если только не кроссовки, то ужас.
Светофоры работают быстро, но никто не торопиться сдвинуться.
После того, как красный меняется на зелёный автомобилисты дожидаются последнего пешехода, который чувствует себя в своём праве – если ты успел занести ногу на проезжую часть до того как загорелся красный, имеешь возможность.
Ну, и велосипедисты. Куда ж без них.
Я живу у чреды каналов (или прудов), слегка подёрнутых романтическим цветением – совсем как пруд Моне в Живерни.
Недалеко от подъёзда, из которого я всё время выхожу (кстати, в Копенгагене нет номеров домов, но есть номера подъездов – Назаров, например, живёт в 75-м, а пятиэтажки здесь четырёхэтажны), есть мост.
И я всё время смотрю, когда выхожу из подъезда, на другой берег, где парк.
По краям моста стоят небольшие, пузатые, возлежащие скульптуры, скопированные из Версаля.
По самому мосту едут машины и велосипеды (велосипедов больше чем машин и даже больше, чем людей). Общество победивших велосипедов. Велосипедная цивилизация.
И я всё время хочу перейти по этому мосту на другой берег, но всё время что-то отвлекает – дела, планы или усталость.
Когда возвращаешься в квартиру к Лизе и Йону, набродившись по городу, то видишь этот вид, закладываешь его в себе в голову, откладывая на будущее.
И с каждым днём всё отчётливее понимаешь, что на другой берег ты никогда не попадёшь. Так как через пару дней уедешь. Когда вернёшься непонятно (да и вернёшься ли). А даже если и вернёшься то в какой из районов Копена забросит тебя судьба.
Знал ли я, поселяясь в гостинице Русского Центра, что через пару дней окажусь у медсестры Лизы и радиожурналиста Йона, любящих Россию больше, чем русские?
Разумеется, не знал. Иначе бы подготовился.
Иначе бы, заговаривая о бородинском хлебе, точно магус, вытащил бы из рукава буханку.
А так – Лиза достала плошку с кориандром и торжественно посыпала им пластиковые датские хлебцы из отрубей.
Их можно только со сливочным маслом есть. Они только для сливочного масла приспособлены.
Столько экологически чистого сливочного масла как за эту неделю, я давно не съедал. Годовая норма.
Вечером собирался на прогулку. Думал, наконец, дойти до края и заглянуть за край.
Но Йон начал записывать меня для радио, потом пришла Лиза.
Лиза спросила нет ли у меня каких-то особенных планов на вечер.
Спросила по-английски, хотя ответы принимает по-русски.
Я сказал, что могу прогуляться, а могу и нет. Лиза принялась готовить ужин.
В это время пошёл дождь. Потом, когда стемнело, дождь усилился.
Так как Лиза и Йон живут под самой крышей, одна стена у них мансардно скошена, то здесь дождь слышно особенно хорошо.
Масса романтики.
Так что я никуда не пошёл, а остался с ребятами и мы разговаривали на смеси из трёх языков и ели картошку с разными видами селёдки, сладкой и очень сладкой, зелёным салатом из авокадо, спаржи, брокколи и стручков фасоли.
А потом был десерт из датской клубники со сливками (сейчас тут короткий сезон, ягоды быстро растут, ещё быстрее созревают) и фотографии из путешествий Йона и Лизы по Советскому Союзу.
Очень романтично – Копенгаген, надо сказать, вообще идеально подходит для разочарованного героя романтического типа: ветер здесь не выключают круглосуточно.
Плащ здесь всегда трепещет как флаг. Как Майкл Джексон.
Назаров сказал, что первая фраза учебника «Датский как иностранный» звучит так – «Дует много в Дании».
А в прогнозе погоды часто произносят – «Ветер сильный, дует в разные стороны».
Идёшь навстречу ветру, заворачиваешь за угол, ветер снова встречает тебя лицом к лицу.
Лицом в лицо.
Я немного понял как возникла «Копенгага», копенгагенская симфония у Андрея Иванова – просто здесь, под воздействием погодных условий, ты невольно превращаешься в резонатор.
Ветер колеблет двуножник. Проникает внутрь. Скатывается под загривку к пояснице.
Мембрану подсушивает солнце. Смачивается дождями.
Из-за чего не разбухает неповоротливо, но становится сверхчувствительной и сверхпроводимой.
Лицо твоё становится немного забронзовелым, более скульптурным, чем раньше (особенно в сумерках или в темноте – когда оно отражается в окне электрички маршрута А)
Твоё лицо становится скульптурнее, так как контекст мирволит: в стране победившего дизайна памятников, монументов и абстрактных композиций больше чем где бы то ни было. Знаете, да?
Скульптуры много, а пыли нет. Отсутствие обнаружил случайно – полез компьютерный кабель за диваном подключать и никаких следов на руках или штанах не осталось.
Потом проверял в других углах и комнатах. Нет пыли.
Задумался. Огляделся. На улице тоже. Ни песка, ни сыпи. Мусор есть, человеческого происхождения, а пыли нет.
Поэтому (?) датчане так любят протягивать ноги. Складывать их в поезде на соседние лавки. Ноги-то чистые.
Хотя с обувью у викингов напряги. Если только не кроссовки, то ужас.
Светофоры работают быстро, но никто не торопиться сдвинуться.
После того, как красный меняется на зелёный автомобилисты дожидаются последнего пешехода, который чувствует себя в своём праве – если ты успел занести ногу на проезжую часть до того как загорелся красный, имеешь возможность.
Ну, и велосипедисты. Куда ж без них.
