|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-07-03 14:30:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Дневник читателя. А. Моруа "Прометей, или жизнь Бальзака"
Дома меня всё время бросает на классику, русскую и французскую; странный, конечно, обычай, который, честно говоря, я ещё не понял, хотя твёрдо знаю, что конечная цель - Бальзак.
...начал я с книги А. Пузикова "Портреты французских писателей" и сборника "Бальзак в воспоминаниях современников", однако, сердце успокоилось не отрывочными мемуарами, и не водянкой мёртвой воды (ныне от советского литературоведения вообще ничего не осталось, даже не знаю с чем и сравнить), но отличным дайджестом Андре Моруа (есть ещё бальзаковское жизнеописание Стефана Цвейга, но его я в нашей библиотеке не обнаружил).
Отличный - потому, что, во-первых, Моруа (а эта была его последняя биографическая книга), судя по списку благодарностей, весьма тщательно проработал корпус бальзаковедения; а, во-вторых, потому что имея собственную концепцию биографии не лезет с ней к читателям, предполагая, что читатель - не дурак, сам разберётся и акценты расставит.
В-третьих, Моруа перечитал всю "Человеческую комедию", найдя для каждой жизненной складки Бальзака параллели из его художественных текстов, а так же нарезал массу цитат из писем и документов, выложив это внутри своего текста более мелким шрифтом.
Из-за этого, кстати, появилась возможность читать "Прометея" двумя путями, что не только демократично, но и продуктивно - интересующие тебя ситуации можно рассматривать как в музее и под увеличительным стеклом, а то, что кажется тебе проходным и интересует в меньшей степени, пропускается.
Меня-то больше всего интересовал роман Бальзака с полячкой Ганской, обитавшей недалеко от Тульчина, где родился мой отец, из-за чего я немного места эти знаю, их колорит и метафизику.
Оттого и было интересно, как автор "писем незнакомке" развернёт сюжет о женщине, написавшей писателю, после чего у них возникает сначала эпистолярный, а затем и плотский роман, сначала при живом, затем, при умирающем муже, который болел слишком долго, десятилетию, а одна возлюбленная пара ждала и жила, то есть, переживала и пережидала, а когда, наконец, третий лишний умер, то выходило так, что, вроде, и любви-то не осталось, одни долги...
...что, тем не менее, не помешало, но помогло Ганской и Бальзаку соединиться и даже попытаться родить ребёночка, умершего до родов.
Если и стоило бы писать книгу про этот роман, то делать эту следовало бы через биографию Ганской, изображая не его, но её. Тем более, что с писателем, более-менее, всё понятно: Бальзак, конечно, если верить Моруа, целиком зависел от собственного темперамента и чем больше писал (а писал он невероятно легко и много), тем больше делал ошибок и долгов, постепенно загоняя себя во всё более узкую и сложную ситуацию, опутывая себя кредиторами и скандалами, провалами и неудачами, из которых, кажется, можно сбежать только в смерть.
Или же в удачную женитьбу, обернувшуюся смертельной болезнью, так что новобрачная почти мгновенно превращается в сиделку, а, затем, и во вдову гения - очень уж долго Ганская не могла решиться связать себя с бурбоном и медведем в посудной лавке, а когда решилась было уже поздно.
Можно этот сюжет развернуть в сторону эпического финала с осуществлением желаний и наступлением запоздалой, но справедливости (итог жизни оказывается ровно таким, каким его живописал себе надорвавшийся литератор), однако, Моруа приводит Бальзака к полнейшему жизненному краху, логически вытекающему из многочисленных лишних и ложных жестов и ходов, которыми писатель только запутывал свои обстоятельства.
Моруа, конечно, не Бальзак, который чем дальше в книгу, тем всё больше и больше начинает напоминать Достоевского, рассудительному Моруа со стороны виднее, что нужно было делать, а что делать ни в коем случае не следовало.
Однако, вот что важно: именно форс-мажорные обстоятельства вынуждали Бальзака обжираться работой, плодами которой мы теперь наслаждаемся; загоняя себя в глухие углы и ловушки, Бальзак не только становился заложником работы, но и получал от остроты ситуации кайф и драйв.
Короче, не будь опасности и необходимостей преодоления сложностей, не было бы того Бальзака, который кипел и сочился энергией, до сих пор излучаемой его книгами и вопрос становится так: кем быть и каким быть - рассудительным и спокойным Моруа с его тактом и среднестатистическим (и даже выше среднего, просто не слишком выразительным) талантом или гением всех времён и народов, заживо сгоревшим из-за темперамента.
"..он обогреть других уже не мог" или "сгорел за час, но...стало всем теплей"...?
Дома меня всё время бросает на классику, русскую и французскую; странный, конечно, обычай, который, честно говоря, я ещё не понял, хотя твёрдо знаю, что конечная цель - Бальзак.
...начал я с книги А. Пузикова "Портреты французских писателей" и сборника "Бальзак в воспоминаниях современников", однако, сердце успокоилось не отрывочными мемуарами, и не водянкой мёртвой воды (ныне от советского литературоведения вообще ничего не осталось, даже не знаю с чем и сравнить), но отличным дайджестом Андре Моруа (есть ещё бальзаковское жизнеописание Стефана Цвейга, но его я в нашей библиотеке не обнаружил).
Отличный - потому, что, во-первых, Моруа (а эта была его последняя биографическая книга), судя по списку благодарностей, весьма тщательно проработал корпус бальзаковедения; а, во-вторых, потому что имея собственную концепцию биографии не лезет с ней к читателям, предполагая, что читатель - не дурак, сам разберётся и акценты расставит.
В-третьих, Моруа перечитал всю "Человеческую комедию", найдя для каждой жизненной складки Бальзака параллели из его художественных текстов, а так же нарезал массу цитат из писем и документов, выложив это внутри своего текста более мелким шрифтом.
Из-за этого, кстати, появилась возможность читать "Прометея" двумя путями, что не только демократично, но и продуктивно - интересующие тебя ситуации можно рассматривать как в музее и под увеличительным стеклом, а то, что кажется тебе проходным и интересует в меньшей степени, пропускается.
Меня-то больше всего интересовал роман Бальзака с полячкой Ганской, обитавшей недалеко от Тульчина, где родился мой отец, из-за чего я немного места эти знаю, их колорит и метафизику.
Оттого и было интересно, как автор "писем незнакомке" развернёт сюжет о женщине, написавшей писателю, после чего у них возникает сначала эпистолярный, а затем и плотский роман, сначала при живом, затем, при умирающем муже, который болел слишком долго, десятилетию, а одна возлюбленная пара ждала и жила, то есть, переживала и пережидала, а когда, наконец, третий лишний умер, то выходило так, что, вроде, и любви-то не осталось, одни долги...
...что, тем не менее, не помешало, но помогло Ганской и Бальзаку соединиться и даже попытаться родить ребёночка, умершего до родов.
Если и стоило бы писать книгу про этот роман, то делать эту следовало бы через биографию Ганской, изображая не его, но её. Тем более, что с писателем, более-менее, всё понятно: Бальзак, конечно, если верить Моруа, целиком зависел от собственного темперамента и чем больше писал (а писал он невероятно легко и много), тем больше делал ошибок и долгов, постепенно загоняя себя во всё более узкую и сложную ситуацию, опутывая себя кредиторами и скандалами, провалами и неудачами, из которых, кажется, можно сбежать только в смерть.
Или же в удачную женитьбу, обернувшуюся смертельной болезнью, так что новобрачная почти мгновенно превращается в сиделку, а, затем, и во вдову гения - очень уж долго Ганская не могла решиться связать себя с бурбоном и медведем в посудной лавке, а когда решилась было уже поздно.
Можно этот сюжет развернуть в сторону эпического финала с осуществлением желаний и наступлением запоздалой, но справедливости (итог жизни оказывается ровно таким, каким его живописал себе надорвавшийся литератор), однако, Моруа приводит Бальзака к полнейшему жизненному краху, логически вытекающему из многочисленных лишних и ложных жестов и ходов, которыми писатель только запутывал свои обстоятельства.
Моруа, конечно, не Бальзак, который чем дальше в книгу, тем всё больше и больше начинает напоминать Достоевского, рассудительному Моруа со стороны виднее, что нужно было делать, а что делать ни в коем случае не следовало.
Однако, вот что важно: именно форс-мажорные обстоятельства вынуждали Бальзака обжираться работой, плодами которой мы теперь наслаждаемся; загоняя себя в глухие углы и ловушки, Бальзак не только становился заложником работы, но и получал от остроты ситуации кайф и драйв.
Короче, не будь опасности и необходимостей преодоления сложностей, не было бы того Бальзака, который кипел и сочился энергией, до сих пор излучаемой его книгами и вопрос становится так: кем быть и каким быть - рассудительным и спокойным Моруа с его тактом и среднестатистическим (и даже выше среднего, просто не слишком выразительным) талантом или гением всех времён и народов, заживо сгоревшим из-за темперамента.
"..он обогреть других уже не мог" или "сгорел за час, но...стало всем теплей"...?
