|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-07-12 05:00:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Подорога и Деррида о "топологическом языке"
"Подорога. Вы ведёте свою работу, насколько я могу судить о ней, не на уровне лингвистической реальности текста и даже не на уровне текста как такового (надо спуститься ещё ниже), а скорее на уровне различных микротекстурных образований, где лингвистическая власть языка более не имеет силы и текст распадается на мельчайшие фонетические и графические составляющиеё
Реальность, которая стоит за языком, как бы исчезает по мере углубления в сам язык. Прав ли я в своём предположении, что в применяемом методе анализа Вы осознанно отказываетесь от "языка" топологического?
Деррида. Что Вы имеете ввиду под топологическим языком?
Подорога. Ввводя в разговор этот несколько непривычный термин, я имел ввиду только одно - наличие некоторой реальности, обладающей своей имманентной логикой, которая несводима к языку, принципиально несводима. Моя вера в существование этой до- или за- языковой реальности опирается на многократно себя проявляющий в русской литературной традиции фантазм пространства: все её идеи, мечты, все упования на высшее и лучшее так или иначе связываются с производством особых пространственных образов, которые, со своей стороны, ставят под сомнение веру в язык. Мне представляется очевидным, что Ваше понятие espacement (опространстливание) и те интерпретации, которые Вы во многих Ваших книгах, статьях и интервью даёте ему являются топологическими. В философии русского авангарда я нахожу родственные понятия: у Тынянова - понятие "звукового эквивалента" (речь идёт о тех немых строфах, заряженных энергией ритма, которые часто встречаются в поэзии у Пушкина), у Дзиги Ветрова - понятие "интервала", у Сергея Эйзенштейна - понятие "аттракциона" и т. п. Но насколько они действительно близки по смыслу? Это остаётся вопросом. Однако я полагаю, что с помощью этих понятий можно объяснить ту топологическую тоску, которая существует в отечественной культуре и не даёт нейтрализовать себя языку, уничтожить. Действительно, вся наша великая литература топологична. "Преступление и наказание" Достоевского, "Петербург" Андрея Белого, "Чевенгур" Андрея Платонова - вплоть до "Зангези" Хлебникова - всё это литература особых пространств.
Литературная интерпретация языка идёт из пространственных, топологических образов, уже как бы данных, видимых, ощущаемых, которые словно "под рукой"; и нужно только найти для каждого из них свой особый язык, найти во что бы то ни стало, даже если ради этого придётся изобрести новый язык или изуродовать старый..."
В книге:
"Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия"; стр. 152 - 153
Москва, РИК "Культура", 1993
"Подорога. Вы ведёте свою работу, насколько я могу судить о ней, не на уровне лингвистической реальности текста и даже не на уровне текста как такового (надо спуститься ещё ниже), а скорее на уровне различных микротекстурных образований, где лингвистическая власть языка более не имеет силы и текст распадается на мельчайшие фонетические и графические составляющиеё
Реальность, которая стоит за языком, как бы исчезает по мере углубления в сам язык. Прав ли я в своём предположении, что в применяемом методе анализа Вы осознанно отказываетесь от "языка" топологического?
Деррида. Что Вы имеете ввиду под топологическим языком?
Подорога. Ввводя в разговор этот несколько непривычный термин, я имел ввиду только одно - наличие некоторой реальности, обладающей своей имманентной логикой, которая несводима к языку, принципиально несводима. Моя вера в существование этой до- или за- языковой реальности опирается на многократно себя проявляющий в русской литературной традиции фантазм пространства: все её идеи, мечты, все упования на высшее и лучшее так или иначе связываются с производством особых пространственных образов, которые, со своей стороны, ставят под сомнение веру в язык. Мне представляется очевидным, что Ваше понятие espacement (опространстливание) и те интерпретации, которые Вы во многих Ваших книгах, статьях и интервью даёте ему являются топологическими. В философии русского авангарда я нахожу родственные понятия: у Тынянова - понятие "звукового эквивалента" (речь идёт о тех немых строфах, заряженных энергией ритма, которые часто встречаются в поэзии у Пушкина), у Дзиги Ветрова - понятие "интервала", у Сергея Эйзенштейна - понятие "аттракциона" и т. п. Но насколько они действительно близки по смыслу? Это остаётся вопросом. Однако я полагаю, что с помощью этих понятий можно объяснить ту топологическую тоску, которая существует в отечественной культуре и не даёт нейтрализовать себя языку, уничтожить. Действительно, вся наша великая литература топологична. "Преступление и наказание" Достоевского, "Петербург" Андрея Белого, "Чевенгур" Андрея Платонова - вплоть до "Зангези" Хлебникова - всё это литература особых пространств.
Литературная интерпретация языка идёт из пространственных, топологических образов, уже как бы данных, видимых, ощущаемых, которые словно "под рукой"; и нужно только найти для каждого из них свой особый язык, найти во что бы то ни стало, даже если ради этого придётся изобрести новый язык или изуродовать старый..."
В книге:
"Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия"; стр. 152 - 153
Москва, РИК "Культура", 1993
