|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-07-29 20:15:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ортега-и-Гассет "Дегуманизация искусства"
«Для большей части людей эстетическое наслаждение не отличается в принципе от тех переживаний, которые сопутствуют их повседневной жизни. Отличие – только в незначительных, второстепенных деталях: это эстетическое переживание, пожалуй, не так утилитарно, более насыщенно и не влечёт за собой каких-либо обременительных последствий. Но в конечном счёте предмет, объект, на который направлено искусство, а вместе с тем прочие его черты, - для большинства людей суть те же самые, что и в каждодневном существовании: люди и людские страсти. И искусством назовут они ту совокупность средств, которыми достигается этот их контакт со всем, что есть интересного в человеческом бытии. Такие зрители смогут допустить чистые художественные формы, ирреальность, фантазию только в той мере, в какой эти формы не нарушают их привычного восприятия человеческих образов и судеб. Как эти собственно эстетические элементы начинают преобладать и публика не узнаёт привычной для них истории Хуана и Марии, она сбита с толку и не знает уже, как быть дальше в пьесой, книгой или картиной. И это понятно: ей неведомо иное отношение к предметам, нежели практическое, то есть такое, которое вынуждает нас к переживанию и активному вмешательству в мир предметов. Произведение искусства, не побуждающее к такому вмешательству, оставляет нас безучастными.
В этом пункте нужна полная ясность. Скажем сразу, что радоваться или сострадать человеческим судьбам, о которых повествует нам произведение искусства, - есть нечто очень отличное от подлинно художественного наслаждения. Более того, в произведении искусства эта озабоченность собственно человеческим принципиально несовместима со строго эстетическим удовольствием.
Речь идёт, в сущности, об оптической проблеме. Чтобы видеть предмет, нужно известным образом приспособить наш зрительный аппарат. Если наша зрительная настройка неадекватна предмету, мы не увидим его или увидим расплывчатым. Пусть читатель вообразит, что в настоящий момент мы смотрим в сад через оконное стекло. Глаза наши должны приспособиться таким образом, чтобы зрительный луч прошёл через стекло, не задерживаясь на нём, и остановился на цветах и листьях. Поскольку наш предмет – это сад, и зрительный луч устремлён к нему, мы не увидим стекла, пройдя взглядом сквозь него. Чем чище стекло, тем оно менее заметно. Но, сделав усилие, мы сможем отвлечься от сада и перевести взгляд на стекло. Сад исчезнет из поля зрения, и единственное, что останется от него, - это расплывчатые цветные пятна, которые кажутся нанесёнными на стекло. Стало быть, видеть сад и видеть оконное стекло – это две несовместимые операции: они исключают друг друга и требуют различной зрительной аккомодации…
[…] Художественное творение является таковым лишь в той степени, в какой оно нереально.
Человек. Изображённый на портрете, и сам портрет – вещи совершенно разные: или мы интересуемся одним, или другим.
Стр. -233 – 235
[…] Новое восприятие искусства, новое художественное чувство, характеризующееся совершенной чистотой, строгостью и рациональностью. Далёкое от того, чтобы быть причудой, это чувство являет собой неизбежный и плодотворный результат всего предыдущего художественного развития. Нечто капризное, необоснованное и в конечном счёте бессмысленное заключается, напротив, именно в попытках сопротивляться новому стилю и упорно цепляться за формы уже архаические, бессильные и бесплодные. В искусстве, как и в морали, должное не зависит от нашего произвола; остаётся подчиниться тому императиву, который диктует нам эпоха. В покорности такому велению времени – единственная для индивида возможность устоять; он потерпит поражение. Если будет упрямо изготавливать ещё одну оперу в вагнеровском стиле или натуралистический роман.
В искусстве любое повторение бессмысленно. Каждый исторически возникающий стиль может породить определённое число различных форм в пределах одного типа. Но проходит время, и некогда великолепный родник иссякает. Это произошло, например, с романтически-натуралистическим романом и драмой. Наивное заблуждение полагать, что бесплодность обоих жанров в наши дни проистекает от отсутствия талантов. Просто наступила такая ситуация, что все возможные комбинации внутри этих жанров исчерпаны. Поэтому можно считать удачей, что одновременно с подобным оскудением нарождается новое восприятие, способствующее расцвету новых талантов.
Анализируя новый стиль, можно заметить в нём определённые взаимосвязанные тенденции, а именно:
1) тенденцию к дегуманизации искусства;
2) тенденцию избегать живых форм;
3) стремление к тому, чтобы произведение искусства было лишь произведением искусства;
4) стремление понимать искусство как игру и только;
5) тяготение к глубокой иронии;
6) тенденцию избегать всякой фальши, и, в этой связи, тщательное исполнительское мастерство;
7) искусство, согласно мнению молодых художников, безусловно чуждое какой-либо трансценденции.
Стр. 236 – 237
Толпа полагает, что это легко – оторваться от реальности, тогда как на самом деле это самая трудная вещь на свете. Легко произнести или нарисовать нечто, начисто лишённое смысла, невразумительное, никчёмное: достаточно пробормотать слова без всякой связи или провести наудачу несколько линий. Но создать нечто, что не копировало бы «натуры» и, однако, обладало бы определённым содержанием. – это предполагает дар более высокий…»
Стр. 242 – 243
«Для большей части людей эстетическое наслаждение не отличается в принципе от тех переживаний, которые сопутствуют их повседневной жизни. Отличие – только в незначительных, второстепенных деталях: это эстетическое переживание, пожалуй, не так утилитарно, более насыщенно и не влечёт за собой каких-либо обременительных последствий. Но в конечном счёте предмет, объект, на который направлено искусство, а вместе с тем прочие его черты, - для большинства людей суть те же самые, что и в каждодневном существовании: люди и людские страсти. И искусством назовут они ту совокупность средств, которыми достигается этот их контакт со всем, что есть интересного в человеческом бытии. Такие зрители смогут допустить чистые художественные формы, ирреальность, фантазию только в той мере, в какой эти формы не нарушают их привычного восприятия человеческих образов и судеб. Как эти собственно эстетические элементы начинают преобладать и публика не узнаёт привычной для них истории Хуана и Марии, она сбита с толку и не знает уже, как быть дальше в пьесой, книгой или картиной. И это понятно: ей неведомо иное отношение к предметам, нежели практическое, то есть такое, которое вынуждает нас к переживанию и активному вмешательству в мир предметов. Произведение искусства, не побуждающее к такому вмешательству, оставляет нас безучастными.
В этом пункте нужна полная ясность. Скажем сразу, что радоваться или сострадать человеческим судьбам, о которых повествует нам произведение искусства, - есть нечто очень отличное от подлинно художественного наслаждения. Более того, в произведении искусства эта озабоченность собственно человеческим принципиально несовместима со строго эстетическим удовольствием.
Речь идёт, в сущности, об оптической проблеме. Чтобы видеть предмет, нужно известным образом приспособить наш зрительный аппарат. Если наша зрительная настройка неадекватна предмету, мы не увидим его или увидим расплывчатым. Пусть читатель вообразит, что в настоящий момент мы смотрим в сад через оконное стекло. Глаза наши должны приспособиться таким образом, чтобы зрительный луч прошёл через стекло, не задерживаясь на нём, и остановился на цветах и листьях. Поскольку наш предмет – это сад, и зрительный луч устремлён к нему, мы не увидим стекла, пройдя взглядом сквозь него. Чем чище стекло, тем оно менее заметно. Но, сделав усилие, мы сможем отвлечься от сада и перевести взгляд на стекло. Сад исчезнет из поля зрения, и единственное, что останется от него, - это расплывчатые цветные пятна, которые кажутся нанесёнными на стекло. Стало быть, видеть сад и видеть оконное стекло – это две несовместимые операции: они исключают друг друга и требуют различной зрительной аккомодации…
[…] Художественное творение является таковым лишь в той степени, в какой оно нереально.
Человек. Изображённый на портрете, и сам портрет – вещи совершенно разные: или мы интересуемся одним, или другим.
Стр. -233 – 235
[…] Новое восприятие искусства, новое художественное чувство, характеризующееся совершенной чистотой, строгостью и рациональностью. Далёкое от того, чтобы быть причудой, это чувство являет собой неизбежный и плодотворный результат всего предыдущего художественного развития. Нечто капризное, необоснованное и в конечном счёте бессмысленное заключается, напротив, именно в попытках сопротивляться новому стилю и упорно цепляться за формы уже архаические, бессильные и бесплодные. В искусстве, как и в морали, должное не зависит от нашего произвола; остаётся подчиниться тому императиву, который диктует нам эпоха. В покорности такому велению времени – единственная для индивида возможность устоять; он потерпит поражение. Если будет упрямо изготавливать ещё одну оперу в вагнеровском стиле или натуралистический роман.
В искусстве любое повторение бессмысленно. Каждый исторически возникающий стиль может породить определённое число различных форм в пределах одного типа. Но проходит время, и некогда великолепный родник иссякает. Это произошло, например, с романтически-натуралистическим романом и драмой. Наивное заблуждение полагать, что бесплодность обоих жанров в наши дни проистекает от отсутствия талантов. Просто наступила такая ситуация, что все возможные комбинации внутри этих жанров исчерпаны. Поэтому можно считать удачей, что одновременно с подобным оскудением нарождается новое восприятие, способствующее расцвету новых талантов.
Анализируя новый стиль, можно заметить в нём определённые взаимосвязанные тенденции, а именно:
1) тенденцию к дегуманизации искусства;
2) тенденцию избегать живых форм;
3) стремление к тому, чтобы произведение искусства было лишь произведением искусства;
4) стремление понимать искусство как игру и только;
5) тяготение к глубокой иронии;
6) тенденцию избегать всякой фальши, и, в этой связи, тщательное исполнительское мастерство;
7) искусство, согласно мнению молодых художников, безусловно чуждое какой-либо трансценденции.
Стр. 236 – 237
Толпа полагает, что это легко – оторваться от реальности, тогда как на самом деле это самая трудная вещь на свете. Легко произнести или нарисовать нечто, начисто лишённое смысла, невразумительное, никчёмное: достаточно пробормотать слова без всякой связи или провести наудачу несколько линий. Но создать нечто, что не копировало бы «натуры» и, однако, обладало бы определённым содержанием. – это предполагает дар более высокий…»
Стр. 242 – 243
