Дневник читателя. Л. Волынский "7 дней"

В детстве (лет примерно в шесть) меня эта книга, типичный образец советских публицистических "сочинений для юношества", в этом случае о спасении шедевров Дрезденской картинной галереи, просто потрясла, каким-то странным, пролонгированным образом повлияв не только на эстетические пристрастия, но и на более тонкие моменты типа переживания пространства.

Ведь в Цвингере для меня (помимо барочной изысканности и прокопчённой утончённости песчаника) главное была его отгороженность и ансамблевая замкнутость.
Из-за чего и хотелось её повторить, то ли построив из песка, то ли вырезав из бумаги…

Впрочем, это отдельная, экзистенциально важная тема, сейчас же важно уделить внимание книге, созданной по лекалам идеального [другими словами, неустаревающего, несмотря на все свои советские прибамбасы] нон-фикшн (при том, что это – Детгизовское издание 1963 года).

Во-первых, документальная история потерянных и вновь обретённых в штольнях и каменоломнях великих шедевров, напоминающая поиски сокровищ (клада, Грааля).

Во-вторых, рассказ о благородной военной дружбе (действующие лица, имена и характеры – всё на лицо): автор книги, Леонид Наумович Волынский (Рабинович), добровольцем ушёл на фронт, был в плену, и, так совпало, лично участвовал в розыске артефактов.

В-третьих, весьма качественный науч-поп с прочувствованными экспресс-биографиями выдающихся художников (Рембрандта, Рафаэля, Веласкеса, Тициана) и весьма тонкими, точными описаниями картин и стилей.

Когда ни единого слова или синонима мимо!



Поэтому, в-четвёртых, это идеальное детское пособие по истории искусства, эстетике и, не в последнюю очередь, этике, совмещающее все свои функции с композиционной (и какой угодно) лёгкостью умного исполнения.

Хотя, конечно, это вопрос, что первичнее – инфантильное сознание советского человека, способного на переваривание диетически детский интеллектуальный продукт или же педагогические и дидактические таланты Леонида Наумовича Волынского.

Хотя, другие, монотематические книги которого (биографии Ван Гога и Рембрандта, а так же книга об импрессионистах «Зелёное древо жизни») уступают «Семи дням», в которых важны все составляющие, помноженные на чувство личной причастности к историческим событиям, имеющим и важное культурное значение.

Плюс, конечно, фотографии разрушенного Цвингера (правда, без указания авторства и в чудовищном полиграфическом исполнении), добавляющие суггестии, хотя сам текст (точнее, радиоактивный след его влияний) в памяти оставался фабульно гораздо заковыристее.

И со временем превратился в драматическую многоходовку с продолжением.
Хотя в реальности сначала была найдена карта-схема, которая трижды или четырежды приводила бойцов Красной армии в места укрытия холстов, откуда их и извлекали.

Вся операция продолжалась неделю (май 1945-го) и ни одного холостого выезда на место не происходило: приезжали, углублялись в тайники, и, к радости маршала Конева, выносили на свет.

Заболевая интересом к барочной эпистоле, делишь своё внимание между Венецией и Дрезденом, где, по мнению Казановы, собрался самый изысканный двор тогдашней Европы, не в последнюю очередь из-за того, что когда-то запала в тебя рядовая, в общем-то книжка с чёрно-белыми картинками.




Несколько раз за последние полгода пытался разыскать текст в сети, но не помнил ни фамилии автора, ни названия.

Каково же было моё удивление, когда, приехав в Чердачинск, я получил её на новый год (нужно ли говорить, что никогда я с родителями не обсуждал это произведение Леонида Наумовича), подарком по ёлку.
Отец, зачастивший в последнее время к букинистам, приобрёл по случаю, решив, что мне может понадобиться.

Последний раз подобное совпадение произошло, когда я заказал на свой день рождения книгу о Гатчине (гатчинском дворце-музее и садово-парковом комплексе), так как был уверен, что подобных монографий не существует [тогда из самого дворца только-только вывезли станки, работавшие там десятилетиями]. Научная реставрация Гатчины только-только начиналась, туристическим место не было etc.

Глумясь над родителями (второй ли это класс? Третий ли?), я попал пальцем в небо, не подозревая, что, опять же по случаю, небольшая монография из серии «Памятники городов России» («Ленинград, «Художник РСФСР», 1980) отцом уже даже прикуплена.
И появление этой книжки было схоже с материализацией даже не сновидения, но атмосферы внутри сновидения, материя которой, всё-таки, сложнее и тоньше.

Вот так, практически, и в этот раз вышло; чудо, схожее с новым обретением старых полотен одного из лучших музэев мирра.