Добавление комментария

Дневник читателя. Стендаль "Записки туриста"

"Я люблю испанцев до страсти; это сейчас единственный народ, который осмеливается делать то, что хочет, не думая о зрителях..." (12, 430)

Много думаю про разницу и схожесть Италии, Испании и Франции, которые, казалось бы, располагаются совсем рядом, а такие разные.

Почему-то мне это важно, понять, зафиксировать различия с дотошной точностью, точно место для жилья выбираю.

Такова, значит, природа нынешней российской сублимации; но, даже если и не особо задумываться, так оно и есть – ветреной февральской ночью потрёпанный томик Стендаля 1959-го года выпуска (с травелогами тома - самые потрёпанные!), выполняет свою сермяжную миссию, вырывая их лап очумелой реальности, перенося, в том числе и в пространство личных воспоминаний, так как «Записки туриста» посвящены путешествию по французской провинции, а, так вышло, я по этим же маршрутам, частично ездил.
Со Стендалем, можно сказать, пересекался.

Вымышленный торговец якобы ездит по делам своей фирмы по небольшим городка, совмещая приятное с полезным – работу и осмотр достопримечательностей; чаще всего, отчего-то, бывая в районе Гренобля.

А всё просто – Стендаль там родился, вот и ездил навестить родину, микшируя личные впечатления с выдуманной целью – выдать портрет страны, исключив из него столицу, сформулировать кое-что про национальный характер.

Для чего и понадобилось некое остранение (вымышленный рассказчик, не равный писателю) и полудокументальный жанр – вроде, и не хроника (ничего же особенного не происходит), и не путеводитель. И не повесть.
И не роман в привычном понимании (с завязкой и развязкой), заканчивающийся на половине дороги, обрывающийся точно на полуслове.

Хотя, с другой стороны, это и первое, и второе и даже третье; просто непривычно от текста 1837 года ожидать современных подходов в изображении жизни, когда не происходит ничего, кроме самой жизни и каких-то совсем уже локальных перемещений и дел, а главное приключение происходит не на уровне фабулы, но на этаже письма, его точёными красотами и точными формулировками.

Но если внешний сюжет отсутствует, то что же тогда является в такой книге сюжетообразующим элементом?
Эта слабая интенция, собственно говоря, и является главной интригой, двигающей чтение.

Повторюсь. Для своего времени книжка вышла новаторской, так как её структура хотя и имитирует дневник, но таковым не является и являться не может – очень уж всё в ней (даже вот эта самая бессобытийная безоблачность) простроено.

С другой стороны, наполнение текстуальной кубатуры легко атрибутируется романтической эпистолой второго периода – «кровью и почвой», завязанной на интерес к собственной истории (мифологии, искусству, архитектуре).

Потому что куда бы не приезжал рассказчик, главная его забота – многочасовое (детальное) изучение и, затем, многостраничное описание готических построек (а так же ренессансных, или же романского стиля, особенно если он со временем переходит в готику).

После Гюго и Мериме средневековая старина стала для Франции не просто модным, но важным трендом – и если немцы увлекались легендами и мифами (самое известное творение «крови и почвы» - сказки братьев Гримм) и развивали философию, то во Франции (ещё одно страноведческое отличие) изучали каменные постройки – нечто конкретное и едва ли незыблемое (хотя книга Пруста о точно таком же паломничестве к Храмам и будет называться «Памяти убитых церквей», многие из них сохранились и сегодня).

Помню, меня наиболее точно и ощутимо это «чувство Франции», её особенностей и покровов, посетило в башне Мишеля Монтеня, где, по вполне понятным причинам, не сохранилось ничего из обстановки.

Толстые каменные стены. Вы поднимаетесь по спиралевидной лестнице в личные покои Монтеня с бледными и почти стёршимися остатками фресок в гардеробной, затем попадаете в бывшую библиотеку с голыми стенами и понимаете, что в этом интерьере нет самого главного – соединительной ткани между прошлым и настоящим.

Да, она разорена (после смерти М.М. его книги осели в государственной библиотеке) или, ещё точнее, истлела; что, впрочем, не мешает оставаться Шато Монтень местом паломничества и туристического энтузиазма.
Культура Франции конкретна и материальна; она направлена на создание (синтезирование) бытового и, насколько это возможно, метафизического уюта, отчего в ней много типового и повторяющегося.

Кажется, отличие Италии от Франции, как раз, в том и заключается: более мягкий климат и более жёсткая сила искусства (в первую очередь, конечно, живописи и скульптуры, во вторую, архитектуры) делает любые населённые пункты Сапожка единственными и неповторимыми.

Живопись (особенно фрески и декоративные, расписные украшения, работающие на атмосферу спиритуалистически и интенционально, облучая подведомственные ландшафты эдемскими излучениями), создающая особый синтаксис восприятия мира и всего жизненного уклада, оказывается той самой цивилизационной соединительной тканью, ставшей, впрочем, частью природного ландшафта, позволяющей каждому топосу здесь чувствовать себя на особицу.
Мы же едем не в Италию вообще, но в конкретные города, не так ли?

"В Италии моя душа могла бы беспрестанно восторгаться Там нет однообразия... [...] Франция 1837 года имеет лишь одно действительное преимущество: она королева мысли среди несчастной Европы..." (12, 258 - 259)

Так вот. В книге Стендаля важна непредсказуемость не только географических маршрутов (отчего я и выбрал у него именно эту книгу, а не два итальянских путеводителя), но и тематических разворотов, когда нечаянные встречи или перемены погоды мирволят неожиданным отступлениям, которые столь ловко вписываются (ложатся) в канву перемещения, что их уже и отступлениями-то не назовёшь.
Ну, да, что в дремлющий тогда не входим ум!

Под воздействием ландшафтов у восприимчивого Стендаля меняется сё - от настроения до диркурса и даже жанра, отчего постоянно актуализируемое письмо рифмуется с непредсказуемостью туристических приключений-light.

С одной стороны, дремуче-романтическое содержание с описанием древних антропологических типов, населявших эти территории ещё при римлянах, а так же история Наполеона и истории про друидов, план будущей постройки железных дорог и биография маршала Рэ [соратник Жанны Д’Арк и прототип Синей бороды] , с другой – актуальная ныне бессобытийность.
Экзистенциальная расслабленность, раздробленность. Заброшенность.
Освобождённость.

Рассказчик путешествует один, стараясь избавиться даже от слуги, изредка ходит в театр, почти всегда – в музеи, посещает старинные башни, крепости и даже склады, перекладывая массу полезно-бесполезных сведений, которые всё равно никогда не запоминаются (в голове можно лишь удержать генеральную интенцию текста, да и то в самом приблизительном, смыслообразном виде) рассказами попутчиков и случайных собеседников, которых торопится презирать.

Новизна книги Стендаля ещё и в том, что за обильной пищей для ума он не едет куда-то в заповедные дали, но начинает изучать провинцию родной страны, воспринимая её, одновременно, и как столичный житель, и как провинциал, родившийся некогда в прекрасной, но далековатой от центра окраине (я, кстати, был в Гренобле в квартире, где Стендаль родился. На доме висит мемориальная доска, но в самой квартире не музей, но контора одного литературного фестиваля, который меня и пригласил в Дром).

"Записки туриста" Стендаль начинает безрадостно:"Край, по которому лежит мо путь, безобразен..." (12, 6), но "Прогулки по Риму" открываются ещё более определённо: "Миновав отвратительнейшую страну на свете, которую глупцы называют прекрасной Францией..." (10, 7)

Так что книга эта - их собственный ответ маркизу де Кюстину, оставившему подробное описание России; Стендаль, бывший в русском плену и неоднократно поминающий Россию, выступает таким вот бесподобным критиканом в адрес своей собственной родины, которая начинает ему нравиться только где-нибудь совсем уже на юге, да и то только оттого, что там Франция ему начинает напоминать Италию (а, скажем, Гавр больше всех походит на Англию).

"Гренобль слегка возвысился над атмосферой окружающих его предрассудков, благодаря своей юольшой рассудительности, а Бордо - благодаря блёсткам остроумия..." (68 - 69).

Фонтенбло – Долина Луары – Бургундия – Лион – Сент-Этьен – Валенс – Авиньон – Бурж – Тур – Турень – Нант – Бретань – Ванн – Сен-Мало – Нормандия - Гавр – Руан – Таранскон – Ним – Валенс - Гренобль