За игольное ушко - да на солнушко
То, что нас беспокоит, мучает, тревожит или, хотя бы, активно не нравится, никуда не девается, не решается, задвигается на задний план, копится. Человек привык вытеснять одну информацию другой, неприятные впечатления приятными покупками или особенной погружённостью в работу. Мы всё время движемся вширь, вместо того, чтобы медленно и печально полоть грядку своих «грехов» (секулярный человек назначает себе грехи и греховное сам).

Я не исключение, но, сидя в день конца света, вдруг ловишь себя на ощущении, что пыльные кладовые забиты, не протиснуться даже на игольное ушко. И подсознательно ты ждёшь, что эта заброшенность преобразуется в иное качество, ничего при этом не делая, хотя, конечно, тебя ждёт конец года и новый год, после которых ничего не изменится, но можно честно забыть о грузе экзистенциальной накипи до очередного кризиса; затем покупка подарков, дорога домой, освоение на новом-старом месте, присвоение его, смена горизонта и картинки, иной состав воздуха и воды…



И, почему-то, музыкой, что ли, навеяло, необычно резко вспомнил себя семилетним, в яркий солнечный день, лёгкого кузнечика, которому уже тогда было трудно, но что тогдашняя сложность в сравнении с нынешней (и, думаю, тем более, с завтрашней). Вижу себя в нижнем левом углу панорамного (улица Печёрская, снятая от железной дороги) кадра. И, почему-то, на картиночке этой я рыжий (или солнца слишком много?)

Так стареет организм, так в теле накапливаются шлаки, забивая вены и протоки, так зреет в боках и мордасах жир, откладывается всяческий невыводимый мусор; так костенеет скелет, влияя на гибкость. Нагружая пластику грузилом скафандра.

Экзистенциальное плетётся вслед за физиологическим; тело тоже думает, опережая мозг, заставляя говорить его на безнадёжно вторичном (ограниченном границами тела) языке.