| Настроение: | Инкин Пяцолла в ушах |
| Музыка: | Клод Моне "Улица Де ба Волле" музей изящных искусств в Бостоне, 1864 |
Что слилось в звуке?
Улетал при плюс восьми, прилетел в минус восемь, в холод на улице и тепло дома. Подробного дневника не получилось, поэтому галопам - по азиям:
- ожидание Левкина под дождём со Славой и Пашей - возле Грибоедова: "теперь таких не делают" Первый теплый ливень.
- душевности с Левкиндом, Крусановым, Куром в "ОГИ"под водовку (пост должен был называться "Мужички").
- off-знакомство с Линор, которая на Аполлоне обещала, но не подошла. Задушевности и настороженности. Обещание Левкина завести свой ЖЖ.
- Продолжение на презентации Забужки и Питкевича в киноцентре - квартетом с Крусановым и его дамой. Переход на "ты". Здоровый, пьяный сон на "Пианистке".
- с утра Кур зовёт гулять и мы обсуждаем с ним только что поступившие результаты голосования по поэтам на РЖ: первое место - с большим отрывом - Гандлевский, второе - Кибиров. Рюмочные. Электричка на Митино. Без билета.
- вычитка вёрстки. Выпали все тире в оформлении прямой речи. Как?! Редактор Катя сказала: "А мы думали, это у вас проза такая..." Навыпускались авангарду всякого. Пришлось от руки проставлять. Чуть не опоздал к Ольге. Неприятный разговор с Ольгой.
- ожидание Санджара, Ани и Тани на метро "Коломенская" (час), чтение. Встретил Кукулина, сказал ему всё, что я думаю о его оценке текста Костюкова (это ещё Линор в "ОГИ" говорила: "Ты же уже большой мальчик, так что нехай, какая литература?" и ещё на все комплименты отвечала "Ты давно пьёшь-то?", а потом снова сепаратничала с Левкиндом).
- Шульпяков, вернувшийся из Ташкента пригласил нас на плов. Полдня его заделывал. заделал. Потом пришли мы. Аня, наклонилась к свечам, и у неё вспыхнул платок на груди. За полсекунды до этого, я подумал о том, что это произойдёт. Когда мы вышли из подъезда - прямо на шоссе - лежил сбитый насмерть человек, накрытый чёрным полиэтиленом. От дома выглядел как поломатая игрушка - как-то резко и странно пропорции сместились -не его, но пространства вокруг.
- Выставка фотографий в музее частных коллекций, посещение ХХС (Тане свечки запоносилось поставить) - чудовищная вонь и омерзение. Прогулка до Нового Арбата. Чудовищная ссора с Таней в метро. Непопадание в ресторан и на Линча. Пироги с Инной и Надей. Истеричное примерение.
- Шабуров, опоздавший в Варшаву. Плохо выглядящий Славка. Ночной звонок Вероники, вечное отсутствие дома Анны, солнце, вперемежку с дождём, грязь, вперемешку с огнями реклам. Пьяные гопники с криками: "Россия - русским, москва - москвичам" (сердечко-то ёкнуло, ага).
- Две ночи с Пьяцоллой (у Инны обнаружился комплект в 10 пластинок), чистый Борхес! чистый Борхес! Каждая композиция как новелла в несколько жизней. Упоминание Буэйнос-Ареса через песенку, желание быть испанцем. Читал: Фаулза ("Аристос"), Мамлеева ("Блуждающее небо"), Гиршовича ("Вечная суббота"), Петкевича ("Колесо обозрение"). Понравился только Мамлеев, но лучше всех - журнал "Афиша".
- Кур критикует: Читал твою статью про Левкина и ни одного слова не понял. Проще надо быть.
Кажется, уж куда проще. Тут уже просто другой жанр должен быть тогда.
Всё страшнее и страшнее летать на самолётах. Просто какое-то чудовищное насилие над собой. Каждое изменение шума чревато сердечным обвалом, полной беспомощью. Дома хорошо (грустил о доме, пока не дома), но в Москве - правильно.

