|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2014-05-28 16:46:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ален де Боттон "Неделя в аэропорту Хитроу"
Конечно, это вызов – написать книгу о том, как живёт и работает аэропорт, сложно устроенная машина, в которой невозможны сбои. Даже не автомат, но живой организм, со всех сторон нашпигованный сложной техникой.
К Боттону, прославившемуся «Искусством путешествий», обратились хозяева Хитроу, оплатили расходы на питание и проживание в транзитном отеле, выдали разрешение прохода в любые части аэропорта, а в зале ожидания поставили ему рабочий стол.
Короче, как писали в советских газетах, «письмо позвало в дорогу», точнее, письмо (по большому счёту, полторы сотни страниц, к тому же, нашпигованных цветными фотографиями больше тянут на распространённый очерк) потребовало затормозиться на семь дней в зоне тотального отчуждения, неслучайно выносимой за пределы городов в какое-то иное измерение.
Сколько бы я ни читал травелогов и дневников путешествий, сколько бы я не смотрел сайтов с путевыми фотографиями, аэропортам и всевозможным дорожным промежуткам в них отводится странно мало внимания. Точно все мгновенно переносятся в пункт назначения, как в фантастических романах, за доли секунды.
Хотя именно предвкушение пути, отправка в дорогу, мгновенно наполняемая многочисленными предзнаменованиями, очереди на регистрацию и прочие ритуально0обрядовые формы отчаливания влияют на ощущение, оценку и послевкусие самым непосредственным образом.
Однако, дорожные (продувные, вот уж точно – транзитные) впечатления от вокзалов и причалов весьма быстро вытесняются чем-то более существенным. Тем, ради чего мы и трогаемся с места. Поэтому аэропорты, несмотря на всю свою сложноорганизованную начинку, оказываются для нас чем-то вроде слепого пятна или предчувствия. Бесцветного лака для ногтей.
Поэтому к творческому вызову Боттона я отнёсся с заведомой симпатией. И не только потому, что сам больше всего люблю паузы и промежутки, делающие существование осмысленным.
Просто однажды я чуть было не получил заказ на похожий текст книги об одном аэропорте. И даже встретился с его хозяином, который так долго рассказывал мне о трудностях и поломках, что развил во мне аэрофобию чуть ли не на десять лет вперёд.
Начав разминать тему, по привычке, я начал набрасывать «корневые метафоры», которые не только бы позволили организовать внутреннее пространство текста на нескольких уровнях, но и сделали бы книгу про аэропорт чем-то большим, нежели рассказ о подготовке и контроле за полётами.
Интересно ведь, когда тема – повод для того, чтобы заглянуть ещё куда-то – с помощью наблюдений и обобщений, оживляющих и раскрашивающих метафоры безотказно работающей суггестией.
Из заготовок своих помню только потенциально эффектный ввод, сравнивавший работу аэропорта с театром, в котором самая объёмная и важная часть – невидимая. Закулисная. Собственно, я и хотел писать об аэропорте как театре «разлук моих, встреч и разлук…»
Проект, однако же, не состоялся. Зато состоялась книга Боттона, в которой он, правда, не показывает аэропорт изнутри ("в разрезе"), как это водится в традиционном репортаже, но рассказывает о нём, точно это - предисловие к роману Артура Хейли.
Это важное обстоятельство лишает «Неделю в аэропорте Хитроу» эффекта присутствия: мы видим не сам аэропорт, кишащий функциями и людьми, но самого Боттона, предельно неэмоционально шаг за шагом осваивающего новую для себя территорию.
И даже люди, которых он наблюдает или которые подходят к нему для того, чтобы рассказать свою историю, не дотягивают до уровня статистов, мелькая, нет, не в мозаике ежеминутных проявлений, на которых горазды все эти станции прилёта-отлёта, но саморастворяясь в паутине авторских рассуждений.
«Мои блокноты быстро заполнялись историями об утратах, желаниях и ожиданиях, короткими зарисовками душ путешественников на их пути к небесам, хотя никак не удавалось заглушить тревогу, что книжный текст выйдет сухим и статичным, в сравнении с хаотичной, животрепещущей общностью, каковой является терминал…» (63)
Не зря, кстати, заглушал. Не вышла книжка, более похожая на продуктовый набор для пассажиров эконом-класса.
Именно поэтому, кстати, здесь возникает масса перекличек с «Искусством путешествий» и его же "Прустом": Боттон постоянно пользуется «домашними заготовками», правда, переформулировывая их на новый, едва изменённый лад, так как объём «книги» действительно прихрамывает.
А, кроме того, жанр «что вижу – то пою» требует постоянной смены «картинки», которую проще всего заполнить «размышлениями на тему». Не то, чтобы явная халтура, но какая-то постоянная вялая недоработанность. Тем более, что многие аспекты бытования современных аэропортов (от их архитектуры до вида продуктов или организации беспошлинной торговли) просто-таки взывают к семиотическому, а то и психоаналитическому исследованию.
Но Боттон точно приказал себе быть поверхностным, не потратив на заказуху ни единой идеи, которую можно было бы затем использовать в других своих работах.
Он ведёт себя как вполне заурядный пассажир, скороговоркой докладывающий кому-то из родственников «о проделанной дороге». Ни во что не вникать, пользуясь общедоступной статистикой, дабы, не дай Бог, ненароком не увязнуть в избытке цифр и организационных подробностей.
Единственное, таким образом, что он безраздельно отдаёт заказчику – это даже не своё ремесло и внимание, но семь дней внутри огромного ангара, круглосуточно освещённого искусственным светом.
Боттон продаёт здесь своё время. Точнее, возможность остановиться и задуматься на заданную тему. Аэропорт – это же место, где все бегут (и откуда бегут), а вот Боттон не поленился задержаться на неделю и даже оглядеться по сторонам, за то и почёт.
В этом внимании к тому, что обычно пропускается, он, таким образом, следует собственным рекомендациям из предыдущих книжек о том, как Пруст может облегчить существование (как? «потом и опытом», дружок) и о том что нужно делать для того, чтобы путешествие принесло удовольствие, а не раздражение и разочарование.
В этих трудах, впрочем, как и в последующих, Боттон показывает: писатель – это человек, который не торопится; человек, который в состоянии остановиться и задуматься над простыми и очевидными материями, воспринимаемыми нами как данность (архитектура, новости, романтика, работа).
Все его сочинения «на тему» построены именно таким простым, но, видимо, эффективным (раз уж крупнейшие аэропорты мира заказывают сочинения о себе, высокотехнологичных) способом: задаётся тема, на которую Боттон решает потратить какое-то кол-во времени. Обдумывая и начитывая соответствующую «специальную литературу».
Выходит, что своей специальностью Боттон считает думать за других. Вполне, кстати, нормальная творческая задача, если бы исполнение не подвело: потратив неделю на жизнь «за себя и за того парня», Боттон решил сэкономить на времени написания, почти сразу же сбившись на скороговорку.
Точно, решил отбить потраченное на Хитроу время собственными ремесленными ухищрениями.
Конечно, это вызов – написать книгу о том, как живёт и работает аэропорт, сложно устроенная машина, в которой невозможны сбои. Даже не автомат, но живой организм, со всех сторон нашпигованный сложной техникой.
К Боттону, прославившемуся «Искусством путешествий», обратились хозяева Хитроу, оплатили расходы на питание и проживание в транзитном отеле, выдали разрешение прохода в любые части аэропорта, а в зале ожидания поставили ему рабочий стол.
Короче, как писали в советских газетах, «письмо позвало в дорогу», точнее, письмо (по большому счёту, полторы сотни страниц, к тому же, нашпигованных цветными фотографиями больше тянут на распространённый очерк) потребовало затормозиться на семь дней в зоне тотального отчуждения, неслучайно выносимой за пределы городов в какое-то иное измерение.
Сколько бы я ни читал травелогов и дневников путешествий, сколько бы я не смотрел сайтов с путевыми фотографиями, аэропортам и всевозможным дорожным промежуткам в них отводится странно мало внимания. Точно все мгновенно переносятся в пункт назначения, как в фантастических романах, за доли секунды.
Хотя именно предвкушение пути, отправка в дорогу, мгновенно наполняемая многочисленными предзнаменованиями, очереди на регистрацию и прочие ритуально0обрядовые формы отчаливания влияют на ощущение, оценку и послевкусие самым непосредственным образом.
Однако, дорожные (продувные, вот уж точно – транзитные) впечатления от вокзалов и причалов весьма быстро вытесняются чем-то более существенным. Тем, ради чего мы и трогаемся с места. Поэтому аэропорты, несмотря на всю свою сложноорганизованную начинку, оказываются для нас чем-то вроде слепого пятна или предчувствия. Бесцветного лака для ногтей.
Поэтому к творческому вызову Боттона я отнёсся с заведомой симпатией. И не только потому, что сам больше всего люблю паузы и промежутки, делающие существование осмысленным.
Просто однажды я чуть было не получил заказ на похожий текст книги об одном аэропорте. И даже встретился с его хозяином, который так долго рассказывал мне о трудностях и поломках, что развил во мне аэрофобию чуть ли не на десять лет вперёд.
Начав разминать тему, по привычке, я начал набрасывать «корневые метафоры», которые не только бы позволили организовать внутреннее пространство текста на нескольких уровнях, но и сделали бы книгу про аэропорт чем-то большим, нежели рассказ о подготовке и контроле за полётами.
Интересно ведь, когда тема – повод для того, чтобы заглянуть ещё куда-то – с помощью наблюдений и обобщений, оживляющих и раскрашивающих метафоры безотказно работающей суггестией.
Из заготовок своих помню только потенциально эффектный ввод, сравнивавший работу аэропорта с театром, в котором самая объёмная и важная часть – невидимая. Закулисная. Собственно, я и хотел писать об аэропорте как театре «разлук моих, встреч и разлук…»
Проект, однако же, не состоялся. Зато состоялась книга Боттона, в которой он, правда, не показывает аэропорт изнутри ("в разрезе"), как это водится в традиционном репортаже, но рассказывает о нём, точно это - предисловие к роману Артура Хейли.
Это важное обстоятельство лишает «Неделю в аэропорте Хитроу» эффекта присутствия: мы видим не сам аэропорт, кишащий функциями и людьми, но самого Боттона, предельно неэмоционально шаг за шагом осваивающего новую для себя территорию.
И даже люди, которых он наблюдает или которые подходят к нему для того, чтобы рассказать свою историю, не дотягивают до уровня статистов, мелькая, нет, не в мозаике ежеминутных проявлений, на которых горазды все эти станции прилёта-отлёта, но саморастворяясь в паутине авторских рассуждений.
«Мои блокноты быстро заполнялись историями об утратах, желаниях и ожиданиях, короткими зарисовками душ путешественников на их пути к небесам, хотя никак не удавалось заглушить тревогу, что книжный текст выйдет сухим и статичным, в сравнении с хаотичной, животрепещущей общностью, каковой является терминал…» (63)
Не зря, кстати, заглушал. Не вышла книжка, более похожая на продуктовый набор для пассажиров эконом-класса.
Именно поэтому, кстати, здесь возникает масса перекличек с «Искусством путешествий» и его же "Прустом": Боттон постоянно пользуется «домашними заготовками», правда, переформулировывая их на новый, едва изменённый лад, так как объём «книги» действительно прихрамывает.
А, кроме того, жанр «что вижу – то пою» требует постоянной смены «картинки», которую проще всего заполнить «размышлениями на тему». Не то, чтобы явная халтура, но какая-то постоянная вялая недоработанность. Тем более, что многие аспекты бытования современных аэропортов (от их архитектуры до вида продуктов или организации беспошлинной торговли) просто-таки взывают к семиотическому, а то и психоаналитическому исследованию.
Но Боттон точно приказал себе быть поверхностным, не потратив на заказуху ни единой идеи, которую можно было бы затем использовать в других своих работах.
Он ведёт себя как вполне заурядный пассажир, скороговоркой докладывающий кому-то из родственников «о проделанной дороге». Ни во что не вникать, пользуясь общедоступной статистикой, дабы, не дай Бог, ненароком не увязнуть в избытке цифр и организационных подробностей.
Единственное, таким образом, что он безраздельно отдаёт заказчику – это даже не своё ремесло и внимание, но семь дней внутри огромного ангара, круглосуточно освещённого искусственным светом.
Боттон продаёт здесь своё время. Точнее, возможность остановиться и задуматься на заданную тему. Аэропорт – это же место, где все бегут (и откуда бегут), а вот Боттон не поленился задержаться на неделю и даже оглядеться по сторонам, за то и почёт.
В этом внимании к тому, что обычно пропускается, он, таким образом, следует собственным рекомендациям из предыдущих книжек о том, как Пруст может облегчить существование (как? «потом и опытом», дружок) и о том что нужно делать для того, чтобы путешествие принесло удовольствие, а не раздражение и разочарование.
В этих трудах, впрочем, как и в последующих, Боттон показывает: писатель – это человек, который не торопится; человек, который в состоянии остановиться и задуматься над простыми и очевидными материями, воспринимаемыми нами как данность (архитектура, новости, романтика, работа).
Все его сочинения «на тему» построены именно таким простым, но, видимо, эффективным (раз уж крупнейшие аэропорты мира заказывают сочинения о себе, высокотехнологичных) способом: задаётся тема, на которую Боттон решает потратить какое-то кол-во времени. Обдумывая и начитывая соответствующую «специальную литературу».
Выходит, что своей специальностью Боттон считает думать за других. Вполне, кстати, нормальная творческая задача, если бы исполнение не подвело: потратив неделю на жизнь «за себя и за того парня», Боттон решил сэкономить на времени написания, почти сразу же сбившись на скороговорку.
Точно, решил отбить потраченное на Хитроу время собственными ремесленными ухищрениями.
Добавить комментарий:
