|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2014-06-08 17:12:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ален де Боттон "Религия для атеистов"
Главная мысль книги – религия может быть полезна даже самому заидеологизированному атеисту своим опытом решения социальных проблем. Беспрецедентному, а, главное, системному, ибо, за века функционирования, научилась воздействовать на сознание людей, в том числе, и «в позитивном ключе».
Наработки религиозных институтов (чаще всего Боттон приводит примеры из католичества, иудаизма и буддизма) способны помочь на нынешнем цивилизационном этапе тотального потребления и неспособности людей сосредоточиться на главном.
Именно поэтому, в «Религии для атеистов» много утопических проектов того, как традиционное наследие можно (как это было в «Теории будущего человека» и «Кратком изложении универсальной религии» Огюста Конта) апгрейдить для постиндустриальных времён.
Так как современные люди разобщены и одиноки, Боттон предлагает создавать «рестораны любви», ибо месса, объединяющая прихожан предсказуемым и понятным сценарием (что важно для человека, который всегда знает не только своё место в общине, но и то, что ему нужно делать каждую минуту обряда), поначалу была трапезой и из совместного поедания еды выросла (главы «Общность» и «Доброта»).
Слабость литературы, не идущей ни в какое сравнение с влиянием Святых книг, Боттон выводит из того, что Библию или Тору читают постоянно, а Толстого или Флобера от случая к случаю. Из-за чего впечатление от прочитанного мгновенно улетучивается. Поэтому в университетах нужно преподавать не филолгию, но душеведение, давать не сумму знаний, накопленных человечеством, но умение разбираться в хитросплетениях обычного, обыденного существования (глава «Университеты»).
Боттон не доволен и музеями, эксплуатирующими человеческое стремление к поклонению, поэтому придумывает свои собственные «Храмы перспективы» и «Храмы духа и места» (позволяющие чувствовать себя максимально комфортно туристам в чужих местах) и «Храмы размышлений», взяв идею насыщенного уединения у монастырей (главы «Архитектура» и «Искусство»).
Боттон нигде не ссылается на советский опыт, но, по сути, все его предложения, так или иначе, рифмуются с тем, что происходило в России после 1917-го года, хотя и без обязательной агрессивности строителей общества всеобщего равенства. Другое дело, что он – демократ и даже либертен, поэтому ни на чем особенно и не настаивает. Лишь меланхолически предлагая невозможную альтернативу.
Боттон объясняет, что культ Богородицы происходит от всеобщей инфантильности и желания вновь почувствовать себя ребенком, о котором заботятся («Нежность»), объясняет как религия работает с отрицательными эмоциями («Пессимизм»).
Он исходит из очевидной посылки, что усилия организации («а если в кучу сгрудились малые»), системные и непреходящие, гораздо ценнее, а, главное, результативнее трудов одиночки – здесь он сравнивает деяния Фомы Аквинского, занимавшего пост в Парижском университете и Фридриха Ницше, принципиального одиночки, затеявшего фундаментальную ревизию христианской морали, заменяемой светской идеологией, основанной на философии, музыке и литературе.
«Другими словами, одних книг недостаточно, если хочешь изменить мир…» (246)
«Вне организации мы можем время от времени обрести краткий мир славы, но никогда не сумеем поставить наши достижения на крепкий фундамент, постоянно тиражируя наши откровения или перекидывая мост через наши слабости. Единоличное авторство не может быть долговременным ответом на решение сложных и важных проблем. Следует задаться вопросом, почему в том, что касается души, мы продолжаем верить в кустарные, индивидуальные методы сборки, хотя давно уже отказались от них при производстве лекарств или самолётов…» (248)
Ален де Боттон не разбирает истоки происхождения веры в сверхъестественные силы и даже не пытается изнутри понять логику и смысл Святых Книг или ритуалов с исторической, психоаналитической или, хотя бы, этнографической точки зрения.
Его рассуждения почти нигде не выходят из «бытового плана», таким образом, как бы показывая, как и откуда возникают те или другие тезисы «Религии для атеистов». Ну, да, из конкретного опыта отдельного человека, сколь наблюдательного, столь и субъективного. Путешествующего по миру с публичными выступлениями и сочиняющего книги, которым никогда не переломить заведённый ход вещей. Хотя, возможно, автору очень бы хотелось повлиять на движение современной культуры, но, как мы уже знаем, «одних книг недостаточно».
«Религия для атеистов» - эссе разочарованного и усталого человека, которого более не устраивают окончательно выхолощенные общественные механизмы, которым, поэтому, следует придумать альтернативу. Да только его единичных усилий, тем более, принципиально бытовых, материалистически обусловленных, за пределами этой книги увидеть невозможно.
Тем более, что здесь мы имеем дело с редукцией и упрощением, свойственным новому формату серьезности, который всё сильнее и твёрже захватывает поле современной культуры.
Нынешний читатель (слушатель, зритель) с трудом воспринимает сложные, бескомпромиссные и неуступчивые тексты. Если автор хочет быть услышанным, ему следует не только максимально обезжирить свой продукт, разжевав его до состояния детского питания, но и подсластить пилюлю потребительского понимания, изнеженного и не умеющего сосредотачиваться на длительные периоды времени.
Хотя, вероятно, многие современные творцы (в диапазоне от мыслителей до музыкантов) уже просто не в состоянии работать со сложносочинёнными (и, тем более, сложноподчинёнными), диалектически противоречивыми, структурами.
Крестовый поход навстречу потребителю именно поэтому не в состоянии поднять мессидж творца на толпой, который умеет угождать и развлекать, но не просвещать, двигая мысль куда-то в неуют новых, пока ещё недоформированных смыслов.
Именно поэтому, всё чаще и чаще, мы вынуждены сбегать с территории современного искусства в «глубь веков» и толщу «золотой библиотеки». Тем более, что времена информационные возможности у нас теперь действительно небывалые.
Комикс и дайджест не могут, да и не должны создавать рему. Им это не свойственно по определению. Подобно ферментам, помогающим пищеварению, они способствуют усвоению мирового опыта на том облегчённом уровне понимания, который доступен нашим современникам. Главное тут – не претендовать на откровение, удовлетворяясь вполне служебной функцией хрестоматии и напоминалки.
И то хорошо.
Главная мысль книги – религия может быть полезна даже самому заидеологизированному атеисту своим опытом решения социальных проблем. Беспрецедентному, а, главное, системному, ибо, за века функционирования, научилась воздействовать на сознание людей, в том числе, и «в позитивном ключе».
Наработки религиозных институтов (чаще всего Боттон приводит примеры из католичества, иудаизма и буддизма) способны помочь на нынешнем цивилизационном этапе тотального потребления и неспособности людей сосредоточиться на главном.
Именно поэтому, в «Религии для атеистов» много утопических проектов того, как традиционное наследие можно (как это было в «Теории будущего человека» и «Кратком изложении универсальной религии» Огюста Конта) апгрейдить для постиндустриальных времён.
Так как современные люди разобщены и одиноки, Боттон предлагает создавать «рестораны любви», ибо месса, объединяющая прихожан предсказуемым и понятным сценарием (что важно для человека, который всегда знает не только своё место в общине, но и то, что ему нужно делать каждую минуту обряда), поначалу была трапезой и из совместного поедания еды выросла (главы «Общность» и «Доброта»).
Слабость литературы, не идущей ни в какое сравнение с влиянием Святых книг, Боттон выводит из того, что Библию или Тору читают постоянно, а Толстого или Флобера от случая к случаю. Из-за чего впечатление от прочитанного мгновенно улетучивается. Поэтому в университетах нужно преподавать не филолгию, но душеведение, давать не сумму знаний, накопленных человечеством, но умение разбираться в хитросплетениях обычного, обыденного существования (глава «Университеты»).
Боттон не доволен и музеями, эксплуатирующими человеческое стремление к поклонению, поэтому придумывает свои собственные «Храмы перспективы» и «Храмы духа и места» (позволяющие чувствовать себя максимально комфортно туристам в чужих местах) и «Храмы размышлений», взяв идею насыщенного уединения у монастырей (главы «Архитектура» и «Искусство»).
Боттон нигде не ссылается на советский опыт, но, по сути, все его предложения, так или иначе, рифмуются с тем, что происходило в России после 1917-го года, хотя и без обязательной агрессивности строителей общества всеобщего равенства. Другое дело, что он – демократ и даже либертен, поэтому ни на чем особенно и не настаивает. Лишь меланхолически предлагая невозможную альтернативу.
Боттон объясняет, что культ Богородицы происходит от всеобщей инфантильности и желания вновь почувствовать себя ребенком, о котором заботятся («Нежность»), объясняет как религия работает с отрицательными эмоциями («Пессимизм»).
Он исходит из очевидной посылки, что усилия организации («а если в кучу сгрудились малые»), системные и непреходящие, гораздо ценнее, а, главное, результативнее трудов одиночки – здесь он сравнивает деяния Фомы Аквинского, занимавшего пост в Парижском университете и Фридриха Ницше, принципиального одиночки, затеявшего фундаментальную ревизию христианской морали, заменяемой светской идеологией, основанной на философии, музыке и литературе.
«Другими словами, одних книг недостаточно, если хочешь изменить мир…» (246)
«Вне организации мы можем время от времени обрести краткий мир славы, но никогда не сумеем поставить наши достижения на крепкий фундамент, постоянно тиражируя наши откровения или перекидывая мост через наши слабости. Единоличное авторство не может быть долговременным ответом на решение сложных и важных проблем. Следует задаться вопросом, почему в том, что касается души, мы продолжаем верить в кустарные, индивидуальные методы сборки, хотя давно уже отказались от них при производстве лекарств или самолётов…» (248)
Ален де Боттон не разбирает истоки происхождения веры в сверхъестественные силы и даже не пытается изнутри понять логику и смысл Святых Книг или ритуалов с исторической, психоаналитической или, хотя бы, этнографической точки зрения.
Его рассуждения почти нигде не выходят из «бытового плана», таким образом, как бы показывая, как и откуда возникают те или другие тезисы «Религии для атеистов». Ну, да, из конкретного опыта отдельного человека, сколь наблюдательного, столь и субъективного. Путешествующего по миру с публичными выступлениями и сочиняющего книги, которым никогда не переломить заведённый ход вещей. Хотя, возможно, автору очень бы хотелось повлиять на движение современной культуры, но, как мы уже знаем, «одних книг недостаточно».
«Религия для атеистов» - эссе разочарованного и усталого человека, которого более не устраивают окончательно выхолощенные общественные механизмы, которым, поэтому, следует придумать альтернативу. Да только его единичных усилий, тем более, принципиально бытовых, материалистически обусловленных, за пределами этой книги увидеть невозможно.
Тем более, что здесь мы имеем дело с редукцией и упрощением, свойственным новому формату серьезности, который всё сильнее и твёрже захватывает поле современной культуры.
Нынешний читатель (слушатель, зритель) с трудом воспринимает сложные, бескомпромиссные и неуступчивые тексты. Если автор хочет быть услышанным, ему следует не только максимально обезжирить свой продукт, разжевав его до состояния детского питания, но и подсластить пилюлю потребительского понимания, изнеженного и не умеющего сосредотачиваться на длительные периоды времени.
Хотя, вероятно, многие современные творцы (в диапазоне от мыслителей до музыкантов) уже просто не в состоянии работать со сложносочинёнными (и, тем более, сложноподчинёнными), диалектически противоречивыми, структурами.
Крестовый поход навстречу потребителю именно поэтому не в состоянии поднять мессидж творца на толпой, который умеет угождать и развлекать, но не просвещать, двигая мысль куда-то в неуют новых, пока ещё недоформированных смыслов.
Именно поэтому, всё чаще и чаще, мы вынуждены сбегать с территории современного искусства в «глубь веков» и толщу «золотой библиотеки». Тем более, что времена информационные возможности у нас теперь действительно небывалые.
Комикс и дайджест не могут, да и не должны создавать рему. Им это не свойственно по определению. Подобно ферментам, помогающим пищеварению, они способствуют усвоению мирового опыта на том облегчённом уровне понимания, который доступен нашим современникам. Главное тут – не претендовать на откровение, удовлетворяясь вполне служебной функцией хрестоматии и напоминалки.
И то хорошо.
Добавить комментарий:
