paslen: "Ангелы на первом месте". Роман. Часть вторая. Продолжение следует

"Ангелы на первом месте". Роман. Часть вторая. Продолжение следует

Глава вторая. Вода с сиропом.

1.
Мария Игоревна готовила борщ, резала ватные овощи, вспотела. Гигантская кастрюля поглощала продукты с ненасытностью адской воронки, распространяя пряные ароматы. Она всегда готовила так - много, как на "Меланину свадьбу", будто бы у неё семеро по лавкам и куча голодных ртов. Когда-то так и было, а теперь Мария Игоревна готовила с избытком по инерции. И чтобы одиночество обмануть.

Но, каждый раз, выходила одна и та же история - потом всю неделю она доедала быстро состарившуюся еду, не слишком вникая в её застоявшийся вкус.
Перекурив, актриса решила умыться, и в ванной комнате, в зеркале увидела своё лицо, глаза больной собаки, растрёпанные волосы… Ещё она увидела, что из левого глаза выпала ресница, прижалась к носу, Мария Игоревна грустно усмехнулась: некому сказать: а из какого глаза у тебя, родимая, ресница упала? А загадай-ка, милая, желание...
Тут в дверь позвонили, Макарова нарисовалась, возбуждённая вся, порывисто прошла в квартиру, села на табурет, между делом, кинув:
- А у вас ресница выпала. Отгадайте, из какого глаза?
Мария Игоревна чуть не расплакалась, внутри всё закипело, расплавилось от нежности к этому, в сущности, постороннему человеку, но она быстро собралась, взяла в руки эмоции (сцена приучила!), снова начала колдовать над кастрюлей.

2.
Пока Мария Игоревна изображала жуткую занятость, Макарова рассказывала ей про жизнь и смерть Царя. Сбивчиво, со многими отступлениями, она и не думала, что будет так сложно объяснить соседке "в чём суть борьбы". История расползалась, выглядела кособокой и пресной: обстоятельства цеплялись друг за дружку - пришлось выложить и про "Живой журнал" и про психоанализ, и даже, отчего-то, про мужа, недвижно лежащего в соседней квартире.
Мария Игоревна слушала молча, сосредоточенно, пытаясь не встречаться с Макаровой взглядом - или из-за неловкости надуманной (человек перед тобой исповедуется по своей же воле!), или из-за того, чтобы не прервать нить рассказа, не вспугнуть его логику.
Макарова торопилась изложить все обстоятельства, обжигалась, хлебая борщ: она ещё успевала смотаться в офис за тайными конспектами покойного. Мария Игоревна тоже, отчего-то, разволновалась, несколько раз вставала, открывала и закрывала форточку (за окном загнивал февраль), едва не обожглась о плиту, дернула рукой, уронила ложку.
Она не сразу поняла причину своего трепета, не сразу сформулировала свою надобу: Царь поможет успокоить духов её покойной матушки, ведь его же ещё не похоронили, правда? Значит, можно договориться положить с ним в гроб пару женских туфель.
- Или тапочки? Как ты считаешь?
Макарова, склонившись над тарелкой, только кивнула. Борщ расширял её тело изнутри, хотелось немедленно сорваться и бежать на улицу. Поблагодарив за еду, Макарова зашла в ванную комнату, обратила внимание: возле зеркала соседка приклеила листочек с картинкой: симпатичный пёсик ласково скалился в объектив.
Под картинкой фломастером, крупными печатными буквами было выведено только одно слово: "Ждать".
От повышенной влажности, бумажка пожелтела, начала бугриться, видимо, висела здесь уже давным-давно.