| Курить на кладбище |
[05 Aug 2002|08:06pm] |
Это так мой список удовольствий начинался - курить на кладбище... Теперь к нему добавилось ещё кое-что.
Монпарнасское кладбище находится в центре города, его окружают дома и башни, я пытался сделать фотографию: из-за могильных памятников (вечных домов) вырастают городские дома - пристанища временного характера. Заходишь за оградку и выпадаешь из города и мира: вчера пытался слушать в церкви католическую мессу и не выпал, а тут такое благолепие, так тихо...
Главное - не преврашать всё это в отрыжку культа знаменитостей, поэтому настраиваешься на то, что идёшь к дорогим гостям, героям из своего списка. Не знаю, стали бы они икшаться со мной при жизни, поэ)тому сейчас, после смерти, я старался вести себя с ними аккуратно, тактично, добросовестно.
Тем более, что вокруг - масса могил совершенно неизвестных, но, должно быть, не менее достойных людей, так какая разница - там могилы, здесь могилы, памятники, семейные склепы. Никакой: разницы.
Наметил себе двух-трёх людей?персонажей? героев? а остальные - мимо, если заметятся. Так, в первую очередь, набрёл на Эжена Ионеско, его трудно не заметить, когда сворачиваешь к Кортасару. У Кортасара (рядом кентравр автоэпитафии Сезара) положил фарфоровую надейку и выкурил церемониальную сигарету, потрогал плиту и она оказалась тёплой.
Потом пошёл к Беккету, его камень оказался холодным, скупым на прявление чувств. Положил голубиное перо (кстати, не я первый) и телефонный жетон - челябинский, ребристый, пусть позвонит, когда время будет.
Обычно на такие могилы (у Дюрас, Гинзбура, того же Кортасара) народ оставляет монетки (много центов), камни и билетики из метро, часто пишут записки: так принято. Долго искал Брассаи, чтобы сделать ту самую фотографию с домами и домами, сделал. Ещё дольше искал могилку Сутина - несостоявшегося героя моего второго романа (его место компромисно занял Ван Гог), она оказалась совсем заброшенной, скромной, рядом с ней рабочие копали какую-то новую яму (там до сих пор хоронят, видел захоронения 2000 и даже 2002го года), сфотографировал и их заодно.
На выходе столкнулся с четой Сартров, с Эаном-Полем и Симоной, камнень их оказался скромным и сильно шероховатым. Автору книги об ничто я ничего не хотел оставляьб, но в сумочке нашёлся ещё один телефонный жетон, нехай звонит, меня всё равно теперь дома долго ещё не застанешь. Бодлера искать не стал, к нему мы с анле ходили в ноябре, Цадкин, Сенс-Санс и много кто ещё - герои другой истории. Не моей. Да, между делом, видел Бранкузи и, знаете, никаких скульптурных излишеств: просто камень и маленький венок в изголовье. Зато чьё-то неизвестное, но очень дорогое надгробье украшает витраж, работы Шагала.
Долго я там ходил, пока сырость не стала проникать в меня, пока запахи не стали преследовать, пока люди все эти не надоели. И я поспешил к Мирабо, тоже, ведь, к могиле, отдать последнее прости Целану.
То есть, день весь получился медленный и печальный, как панихида, раздача памятных знаков. Никакой избыточности я в этом пока не вижу: путешествие по такому тексту как Париж - и есть сплошной поминальник, кладбище наших ожиданий, памятных мест и дорогих уму и сердцу гостей, идёшь и вспоминаешь - как поминаешь: тоже здание Юнеско, описанное в книге по западной архитектуре, контора французского радио, которое никогда не глушили и позывными у которого были "Опавшие листья" Косма.
Умерла, так умерла.
|
|