| Дело о бидермайере |
[03 Jul 2007|09:49am] |
Дело в том, что гламур – агрессивно по(про)даваемая буржуазность. Буржуазность ставшая доступной массам (из-за чего она и стала масскультом), насаждаемая как картошка при Екатерине. Схематично понятые принципы красивой жизни.
Одновременные упрощение и лакировка действительности. Одно никак без другого, рука руку моет. А мы всё удивляемся куда делась самая читаемая публика в мире, невозможный, невиданный обвал случился на наших глазах и говорит не о народе даже, но об особенностях интеллигентского восприятия.
Но буржуазность нельзя продавать, она нарастает как жир – ровным, ровным слоем шоколада. Бидермайер нельзя спустить сверху – для начала романтический герой должен пройти стадии «бури и натиска», затем «крови и почвы» и только потом расслабиться в синтезе противоположностей. Гламур успокоится, когда растворится; когда дойдёт до предельной стадии концентрации и начнёт выпадать в осадок или пойдёт вглубь.
Голодный не дружит с рассудком, сначала надо накушаться. Мы же накушались еды и кто теперь станет покупать амаретто всех цветов радуги или датскую ветчину, от которой за версту несёт нефтью? Перепробовав набор фаршированных оливок, в конечном счёте, останавливаешься на самых натуральных – бочковых, с косточкой. Наглотавшись Донцовой выбираешь нечто позатейливее. Наслушавшись «Ласкового мая» проникаешься Земфирой. Уже Земфирой, дальше больше, зря что ли во всём мире ломы на оперные фестивали.
Красиво жить не запретишь. Насытившись, начинаешь различать полутона и оттенки, в моду входит бездрожжевой хлеб, органика. Справиться с разнообразием можно лишь чётко зная, что тебе самому нужно. Не то, что тебе наперебой навязывают, а вот как та собачка, что свою травку знает. Даже самый преданный и воспитанный спаниель, если угощать то, что ему не по нраву, с глазами, полными преданности, возьмёт кусочек и, отвернувшись, тактично выплюнет в сторону. Природа мудра, берегите природу, мать вашу.
По себе знаю – если идёшь в супермаркет без чётко поставленной цели, то точно потеряешься, накупив ненужного.
Теперь нам есть что терять – наши цепи.
|
|
| Дело о встречном |
[03 Jul 2007|08:20pm] |
Дело в том, что дни перед отъездом заполнены до предела как квартира, где совершается ремонт: всё заставлено-переставлено и антресоли вывернуты наизнанку как заношенное исподнее. Особенно на Садовом кольце Москва вываливается на человеков грудой мятой одежды из корзины с грязным бельем; с преобладанием кримплена и всякой прочей синтетики, запах соответствующий.
Тем более, что погоду последних дней сложно назвать летней. Все в сандалиях и босоножках, но не жарко, слегка прохладно но если надеть пиджак становится тесно. Облака идут сплошной чередой, солнце прорывается, но погоды не делает. Собственно, как и переменная облачность тоже. Точно из рамы вынули зеркало, смотритесь в стену, она неплохо оштукатурена.
Это очень странно – чем больше делаешь, тем больше предстоит сделать, дела и люди словно сговариваются отжать перед отъездом последнее, раз уж далее ты будешь недоступен. Перрон изъеден оспой. В купе кидаешься как в бассейн после парилки, тут кондишн и за окном изо-лента: то берёза, то рябина сливаются в бесконечную панораму, наподобие видов Невского проспекта. Но Пруст более невозможен. Несмотря на протяжённость. И можно, наконец, снять очки.
Про очки. Если задуматься… Порой носишь их без особой на то надобности. Не то, чтобы разглядеть нужно. Понимаешь, что очки помогают тебе быть собой, оказываясь точкой сборки, откуда растёшь ты, социальный. Взгляд со стороны. Без диоптрий чувствуешь себя более раздетым, чем без телефона – и потому что ближе к телу и потому что процесс протяжённее: в трубу поговорил и забыл до определённого момента. А про очки ты и не вспоминаешь, они уже давно стали искусственным суставом зрения, присутствуют всё время, только если ты не спишь. То есть, в моменты бодрствований и это важно.
Москва начинает отпускать тебя где-то в районе Самары, когда аська начинает пропадать, затем ты переезжаешь долгий мост через Волгу и отрываешься окончательно. Вместе с переменой акварели на пастель, а (в районе Уфы) уже и на гуашь.
На перроне самарского вокзала (ровно половина пути) нужно обязательно позвонить в оба конца, зафиксировав равноденствие своего местоположения и с трудом дождаться отправки поезда, чтобы начинать ЖРАТЬ. С тех пор как железнодорожные билеты по стоимости сравнялись в авиабилетами, тебе несказанно везёт и ты едешь один. Без трусов и с Шостаковичем.
( Про Шостаковича )
|
|