| [ |
music |
| |
27-ая, Светланов, ГАСО |
] |
для оркестра тройного состава (три трубы, контрафагот), без посвящения
Прощание не выглядит ритуальным; оно начинается примерно так же, как и большинство из предыдущих листков дневника – мерно отмеренное вещество томления и ожидания, под аккомпанемент разлапистых деревьев, шумящих на ветру, вползает в постоянно убыстряющийся мир, дорожки которого расходятся, разбегаются в разные стороны.
Громогласная лава течет, извивается между всех этих проходов, пытаясь поскорее прокрасться к финалу. Он уже не за горами: врачи торопили с операцией, но Мясковский сказал, что ему нужно кое-что закончить. Закончил. Переложил. Занялся архивом. Начал наброски 28-ой, которую он уже не напишет.
Мясковский заканчивает тем, с чего начинал Малер – с полного пантеизма и растворённости в природном свете; не в материальных изводах мира, которым он отдал серьёзную дань (все эти среднерусские равнины, кавказские горы и кипение трудового энтузиазма), но в интенциональной прямоте и направленности мыслеобразов без какого бы то ни было посредничества.
В этих мыслемостах вскипают вдруг голограммы вальсов и ситцевых отрезов симфонического полотна предшественников; Мясковский торопится в этой Симфонии сбыться, опередить нарастающие события, приближения к которым избежать невозможно. Предчувствуя, не заговаривает, но готовится. Оплакивает, отпевает.
Мягкое благородство непротивления, полного приятия, которое даже можно обратить в свет.
( внутреннее кино; эпилог )
|
