| [ |
music |
| |
Шостакович, фортепианные сонаты |
] |
В туалете упёртого вида дед мыл под краном вставную челюсть, шумно полоща рот, брызгая водой в разные стороны и как-то вихляясь или вздрагивая.
Поначалу показалось, что ему нехорошо и я резко дёрнулся к старику, но увидев насадку так же резко отпрял.
Это был весьма странный и даже непонятный концерт с нетипичной, одичалой какой-то публикой, аккуратно внимающей разнородным номерам, но способной сотворить и выверт.
Правда, подавляющее число слушателей были на этот раз преклонного возраста (максимальное количество ходунков и палок), остающихся вжатыми в кресла и в ритуал концерта до самого конца, то есть, тут и дискурсивная инерция и отсутствие сил, всецело отданных слушанью и пробиранию к креслам в полутёмном (концерт шёл при интимном освещении) амфитеатре.
А ещё на этот раз собралась масса непонятно что фотографирующего народа.
Ну, да, себя нащёлкали ещё до начала, но пристрастно фиксировать всё происходящее на сцене, по удалённости своей от окуляра, превращающееся в ничто странно.
Будем думать, они этого не знали, но узнали, узнают.
Будет и им от концерта польза.
Зал был полон, на пустой сцене стояли рояль и портрет Баршая, которому все павшие выступавшие складывали цветы.
Первое отделение вылетело в трубу практически полностью, второе цементировал Академический камерный оркестр, который когда-то Баршай основал и, что ещё более важно, обосновал; выходит, что концерт блуждал закоулками, пока не вырулил на сет под руководством Алексея Уткина (нынешнего руководителя Камерного оркестра).
Между тем, в программе всё выглядело более-менее стройно: два главных интереса Рудольфа Борисовича, как я узнал из нового фильма Олега Дормана, это реконструкция Десятой Малера и финального фрагмента баховского "Искусства фуги", следовательно, модерн(изм) и барокко.
Заявленные номера и были так раскиданы по программе, чтобы барочной внятностью прикрывать махры модерна, слушать который наши люди, к сожалению, не умеют (внимание начинает провисать, проявлять себя посторонними шумами и озоновой дырой, постоянно расширяющейся над всеми амфитеатрами одновременно).
( по порядку беспорядка. Локшин и Хор Турецкого )
|