| [ |
music |
| |
Ноктюрны Дебюсси. Микеланджели |
] |
Осень не то, чтобы должна была, по моим подсчётам, закончиться, но уж точно припудриться, припоздниться, ан нет, оно всё трепещет изрядно прореженной желтизной, то, тем не менее, держится черенком на ветке, точно какое-то заблудившееся соло на скрипочке.
Уличные материи, впрочем, стали отчётливо синтетическими – если и не кримплен, то точно я уже даже не знаю что (все эти нейлоновые названия, прилипающие к языку), но спина всё время потеет, как подорванная, а ткань так холодит внутренние плечи, что хочется, с головой вниз, прыгнуть в бассейн.
Дабы сначала обожгло, а, затем, обвив, отпустило.
Но всё надо делать вовремя: обычно в середине октября город накрывает молчаливая покорность судьбе – листья уже не шелестят под ногами, снег опаздывает и в округе повисает огромная дыра, в которую проваливается всё, что только нельзя: настроение, небо, силы, сны…
Поголовная покорность. Монахи в смиренных капюшонах. Дни, как барашки, бегущие на бойню. Как страницы в модернистском (вариант: в детективном) романе.
Дальше только хуже: симфония будет нарастать, пока не припечатает медью: что там ещё – склеротические бляшки и проплешины ноября, скуловорот декабря – одна радость, что зима приходит не только к нам, но и к врагам нашим.
Впрочем, у дыма не может быть врагов. В оригинале было – «сторонний наблюдатель, я птица или дым», однако после использования стерхов, птицей быть как-то не хочется.
У нас даже птицей быть опасно.
|