Красная жара
Средневековье имеет ползучую форму, вползает незаметно и нет спасения. Наступает время, когда посуду приятнее мыть холодной водой, а метро кажется спасительным островком. И тогда его, метро, тоже пытаются отключить. У погоды повышенная температура, её лихорадит, это, собственно говоря, и передаётся коммунульным и колониальным услугам. Включив жару, отлючили ветер(ок): всего и сразу не бывает, нужно ждать. Любовь имеет чётко выраженный солёный привкус. Город превращается в курорт, желание быть испанцем становится рефлекторным. Все медленно дрейфуют к осознании душеполезности сиесты. Сегодня проснулся от раскатов грома, который озоном не пах, был нарниковым наподобие помидор, то есть, на этот раз, не пах ни чем. Тот редкий случай, когда перестаёшь завидовать собакам. Даже домашним. Даже гладкошёрстным. Зато какое раздолье для деревьев и птиц! Аня устало жарит котлеты. Но не хочется ничего, кроме окрошки. Окрошку тоже не хочется. Очередь к банкоматам тоже какая-то курортная и в голове пластилин. Висит груша - нельзя скушать. Но Аня варит из груши грушевый компот, потому что яблочный компот из груши не получится. Не читается, только если короткие отрывки. Вот вчера в метро читал Темирова. Много думал. Зато легко и много пишется. Писать как потеть. Томление тела переходит в томление духа: у всех в глазах ожидание то ли праздника, то ли испуга, затаённая, латентная истерика, готовая разразится в любой момент, истерика без вкуса и без запаха, как тот гром и как те помидоры. Верхушка лета съехала с июля на последнюю декаду мая, в августе должен пойти снег. А августе будет свет, Фоленер (коленкор такой) заповедовал. Грушевый компот варится на мнимальном огне: никто не хочет умножать сущности без надобности. Даже истанские мотивы Пет Шоп Бойзов звучат менее добро, у Нила Теннонта предательская одышка. Как хороша сметана, вытащенная из холодильника! И как хорош сам холодильник, единственное обитаемое место во всей ойкумене! Погружаясь очередной раз в холодную ванную, вспоминаешь не Марата, но древний Рим: московская жара похожа на сладкое, разбавленное тёплой водой, вино. Она имеет отчёливо розовый, местами (сгутсками и сгущениями) алый цвет и бордовые буквы. Медленно крошим зелень. Самое интересное, что после окончания приготовления пищи и остывания грушевого компота, градус на кухне не падает, остаётся поджароопасным, яду ей, яду. Папа, как истый узбек, пьёт четвертинку аспирина. И очень мало мух! Почти нет, ко мне позавчера одна залетела, покружилась так, кокетливо, и больше её никто не видел. Добежав до метро, все начинают приходить в себя пока стоят на перронах, а в вагоне на тебя (на них) снова наваливается усталость и уже неважно, сидишь ты или стоишь, от этой усталости (которая и не усталость вовсе) нет никакого спасения. При этом, некоторые умудряются ещё и курить. А некоторые даже пить холодную водку из запотевшего графина. Дураки, водка-то холодна только пока она в графине, а попав в организм, она становится красной, местами багряной, смешивается с кровью и начинает тупо перемножать сущность на сущность. И когда баржу очередной раз качнёт, ты вдруг вспомнишь, что это тебя не от жары разморило, просто под тобой вода. Как хочется в воду... Но нельзя: рядом офис Аэрофлота и Мама Зоя с запахом шашлыка. Все-таки, Марат тоже вспоминается, я же вспомнил. Тем более, что "Арт-Москва" выглядывает из-за мамы Зои. Где-то там, возле моста на котором дышит Земфира, злодеи чуть не извели солиста дискотеки "Авария". И всё идёт единым, неразличимым потоком, липким как патока, как тела в голубом вагоне с белой полосочкой на боку (словно это трико такое) и ты сидишь на берегу и, к примеру, ешь манную кашу. То есть, что-то сбалансированное и полезное, а вовсе не потому, что она белая. Интересно, почему редиску не варят и не жарят? Кто-нибудь ел варёную или жаренную редиску? И почему так много мыслей о еде, хотя кушать не хочется напрочь? Потому что жара физиологична, а в туалет ты не ходишь. Наваждение какое-то. Лёгкое, легко управляемое наваждение, приятно изменённое сознание, про которое ты знаешь, что оно закончится точно так же, как и началось: у всех. Не ты его включал, включил.