Мамардашвили. Лекцции о Прусте. 23-33
Аня, эти выписки, как и сами лекции Мамардашвили не дают особого представления о самом Прусте и его великом романе. Они к нему расположены параллельно. Но. Эти в этих пунктирах, в этой азбукеморзе зарождается какая-то своя собственная жизнь-мысль, которая помогает понять, приблизиться и тд. Здесь такое кол-во точных наблюдений и формулировок, что грех выкидывать. Хотя и использовать - как? Обычно заготавливаешь себе в качестве возможных эпиграфов, а потом это тлеет. Всё равно сам не прочитаешь. так хоть тебе, дорогая моя, пригодиться может. Чтобы более чем 500-страничный том не читать. Одна из самых сильно повлиявших на меня книг. Повлиявших подспудно, самим процессом чтения (из такого же сильного влияния могу только вспомнить Монтеня в Школе и Кьеркегора в Университете), потому что перечитывая сейчас эти выписки, вижу, как многое из этого - оно во мне само воплотилось, мной стало и моей жизнью и текстами проверено было. А непосредственная реакция - мои несколько эссе о Прусте в "Русском журнале" ("Типология сновидений")и в "Знамени" ("Куст Пруста") и в эссе о Беккете ("Смысл абсурда"в "Комментариях", где форма размышления и интерпретации Мамардашвиди скопирована едва ли не буквально.

А дальше окончание конспекта, да. В самом конце важная мысль - эстетика метамета. Плюс важный афоризм: "Свободный человек не делает ошибок", хорошо и точно, да?

Если я действительно прочитал что-то, то прочитанное в принципе не случилось до меня, оно не есть завершенное или законченное событие, - а случается с моим актом чтения. И продолжает случаться.
394. Ум есть ловушка самого себя. Теми движениями ума, посредством которых мы хотим разобраться, мы уже пойманы в ловушку.
24.
403-404. То, что является свойством или атрибутом, и есть нечто, изолированное от остальной части жизни. Лишь изолировав, мы нечто называем свойствами или атрибутами.
То есть то, что мы называем нашей внутренней жизнью, - якобы истинной, ценной, никогда не выразимой, которую мы самодовольно отличаем от того, как она показалась бы со стороны, отличаем как нечто по определению более истинное, - для Пруста является не внутренней жизнью, а лишь игрой воспоминания. Нашим самодовольным растеканием в якобы свойственных нам атрибутах.
405. Мир неудваиваем, и то, что он не удваиваем нашими желаниями, есть проявление закона необратимости.
407. Наш мозг, раз есть стиль, устроен таким образом, что он порождает точные слова, которые совпадают со словами, специально выработанными людьми в другой области, но применительно к аналогичной проблеме.
408. Здоровый человек тем и отличается от больного, что здоровый человек может забыть, а больной не может.
411. Можно верить лишь в то, чему всё противоречит. Иначе - это не вера. Только невозможная вещь необходимо требует акта веры в неё.
…Здесь вера есть условие порождения мира…
25.
415. Есть другая форма смерти - дурная повторяемость. Один раз пошёл на концерт, второй, третий раз, ахнул один раз, второй, третий (1)
416. Значит, при дурной повторяемости имеют место раз, два, три, четыре, пять, - но нет извлечения опыта. А его извлечение есть дискретный акт. Это событие в мире (2)
А что такое труд? - Остановка повторения, извлечение смысла. В отличие от обжорства художественными наслаждениями, концертами или книгами. (3)
Итак, я вывел ещё одну формулу смерти. Сталкиваясь с продуктами этой смерти, мы сталкиваемся с неделимыми пафосами. Не с качествами и свойствами людей, а с тем - совершился в них определенный процесс формы или не совершился. (4)
417. Постоянно возрождается тот, который не умирает на однажды случайно услышанном и потом повторившемся концерте. Потому что постоянный орган наслаждения никогда не исчерпывается своим удовлетворением и производит условия того, чтобы страсть, желание или волнение вновь вспыхивали в человеческой душе. И в этом смысле это чувство не растекается, не уходит в песок, не подвержено энтропии.
Какое действительное значение люди, даже самые близкие, любимые, имеют для нас? Когда интеллектуальная честность заставляет нас признать, что на самом деле они имеют такое же значение, что и модели, которые позируют художникам для картины. Под картиной здесь имеется ввиду акт понимания, - то есть они служат для того, чтобы что-то понимать.
421. там, где должно случиться событие и нет усилия с нашей стороны, - мир не длится. В мире многие вещи не длятся сами собою, если они не питаются нашим возрождающимся усилием.
26.
426. Обычно полагают, что страсти слепы, в то время как нужно было бы сказать, что нечто может быть страстью только тогда, когда оно ясно. Только ясность превращает нечто в страсть или в неразложимый пафос.
428. Глазом мы не видим, глазом мы действуем в мире.
436. Артефакты есть структуры, которые внутри себя генерируют такое понимание, которое естественным образом в естественном режиме психики в нашей голове не рождается.
438. Прошлое мы не можем взять в том смысле, что не можем сделать его современным моментом нашей психической сознательной жизни. Так называемая река детства на уровне события случилась не в географическом пространстве. Её можно найти лишь во времени понимания…
27.
440. Закон устройства духа таков, что если мы в точности повторяем чью-то мысль, то мы повторяем её как другую мысль. В каком-то смысле точность повторения состоит в том, что ты создаешь другую мысль.
444….под знаком заботы момента…
28.
456…какой-то осадок или выпадение опыта в кристалл - и тогда мы узнаем себя…
457. А когда начинаешь трудиться, то теряешь блаженное единство с самим собой (?)
29.
465. Смерть, о которой забыли, - уже не длится как смерть. И то же самое относится к жизни.
475. СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ ДЕЛАЕТ ОШИБОК.
Эта теория Декарта - теория непрерывного порождения мира, суть её: мой момент существования не вытекает из того, что было прежде, и последующий момент не вытекает из того, что я сейчас здесь. Если я начал мыслить, то из этого не вытекает, что мысль появится на следующем этапе. То есть Декарт вводит предположение непрерывного создания меня Богом.
30.
31.
495. Пруст: "Любовь - это пространство и время, ставшие чувствуемыми" (3, 385).
498. Пруст: Любовь есть в действительности функция нашей печали(меланхолии). Она и есть наша печаль… (3, 93)
Следуя Прусту, можно сказать: ум, по определению, меланхоличен. Или: меланхолия и есть ум.
505. Декарт сравнивал наш взгляд с палкой, посредством которой слепой ощупывает предмет. Это сравнение сочли механистическим, бедного Декарта постоянно упрекали и до сих пор упрекают за это, а между тем он имел ввиду очень глубокую вещь…
32.
512. Можно все вопросы философии свести к двум основным вопросам, совсем не тем, что в учебниках. […] Первый вопрос: почему это, а не другое? Ведь когда я говорю "я понял" - это конечный дискретный акт, который уникально определяет содержание понимаемого. Я выбрал эту мысль. Но почему именно её? И второй вопрос, всегда сопровождающий первый: почему вообще есть что-то, а не ничто?
513. Есть какой-то бесконечный зазор между основательностью любви (если эта основательность состоит в свойствах любимого предмета) и самой любовью как пафосом, и пройти его никак нельзя, не получается. Предметы действительно могут одному казаться ничтожными, а у другого вызывать любовь. И пойди тогда объясни сами психологические процессы. Когда мы пытаемся их объяснить, то кроме простейшей мысли о том, что всё относительно, что одному кажется так, другому иначе, - ничего сказать не можем. Таким образом, целый мир для нас оказывается закрыт нашими собственными словами. Словами "отклонение", "ошибка", "иллюзия", "извращение"…Так как же выйти из этого круга?
33.
525. Если следовать внутреннему инстинкту, то ты живёшь или пытаешься жить в неизвестной стране. Философ является гражданином неизвестной страны.
…в неизвестной стране мы должны быть как-то иначе, не физически…
533. Единственная наша добродетель (по Декарту) - великодушие. Способность души вместить независимый и автономный по отношению к тебе мир. Быть великодушным - это считать каждого гражданином неизвестной страны.
542. Оно {произведение искусства} - организованное существо, в отличие от нас, неорганизованных.
Гюго слишком часто мыслит, а не даёт мыслить. Гюго часто мыслит вместо того, чтобы структурой своего произведения создать такую структуру, которая сама внутри себя порождала бы мысль, и тем самым мыслил бы не Гюго, а им скомпанованная и сбитая конструкция; она внутри себя должна порождать новые мысли, лежащие, однако, внутри формы, внутри типа жизни, или внутри великой мысли природы.
Не ты мыслишь, а материя, как природа, даёт мыслить.