Котлован
Шум дождя, принимаемый нами за шум дождя, обеспечивается листвой. Если ты живёшь на верхнем этаже, то звуки падения капель о землю вряд ли слышно; кроме того, чаще всего дождь отменяет (заменяет, подменяет) ветер: линейно устроенныйпоток воды сбивает (перебивает) линейное движение воздушных масс, поэтому звук дождю обеспечивается именно листьями (в темноте все листья серы), важно же что они - на весу и могут вибрировать, вибрации и создают шум, который так приятно слушать, лёжа под одеялом, шум, который стучится как ручной зверь в стекла и подоконник. Интересно, если бы дождь пошёл зимой, то как бы он звучал, шелестяще-приглушённо? Впитывая воду, мякиш снега становится гладким и непроницаемым как плечи Элен, он смерзается хлебной коркой - и какой же может быть у этой корки звук? Мне кажется, я почти знаю.

В метрополитене, где Заболотский и Филонов - станции пересадок, Платонов - кольцевая линия. Андрей Платонов - русский Хайдеггер, реализующий на письме приступы "здесь-бытия". Бытие в языке как возможность выйти за его пределы (мало кому даётся) в необозримую широту степного простора. Бытие в языке - не метафора, но буквальность - странность и непредсказуемость строя прозы, тромбов конструкций (и, как следствие, отсутствие стёртости, гладкописи, автоматизма) словно бы делает текст приямым проводником к непосредственной непосредственности конкретной жизни; как если текст запечатлел тактильности; дектилоскопии; как если со слов сняли бинты и сковырнули каросты. Как если открыли сосуд, найденный при раскопках, а оттуда пахнуло чужой, давно закончившейся жизнью. Платоновские тексты - хранилище реального (конкретного) запаха (тепла, энергии), непосредственного прикосновения. Поразительный эффект присутствия давно уже умершего человека. Плюс "хайдеггеровщина" - пластическое, языковое проникновение вглубь вещества жизни, когда что-то важное формулируется не с помощью формул, а самим языком, на уровне письма. Странным (парадоксальным) образом наследником Платонова по прямой можно назвать Левкина.

Из-за того, что дождь - утро начинается позже - здесь птицы не поют, люди не ходят по улице, а если и открывают окна, то слышно дождь, а не музыку или разговоры; если только машина проедет, да и то - в единичном экземпляре, никак не отменяющем утреннюю пустынность даже днём. Только дождь и отмеривает секунды секундомером, временно превратившись в ходики. Дождь смывает краски, смывает солнце, день оказывается таким же тусклым, как и утро, таким же монохромным, как и ночь, границы оказываются размытыми, а солнце закрыто облаками, в тело которых дождь собирает своё собственное тело. Даже листва стала какой-то тусклой - от всех этих многочисленных ударов, щелчков и касаний выцвела, потеряла насыщенность. Только воронью всё ни по чём, воронье чернеет при любой погоде. Рваные раны. Живой, кричащий пепел.