Дело о "Бесах"
Тюратам – Джусалы
(Расстояние 2634, общее время в пути 2д 5ч 50 м)
Дело в том, что приходит ночь, свет становится ещё более тусклым, кумар рассеянным. Без того нечастые остановки становятся ещё реже. Оттого и открываешь заветный томик с вылетающими страницами. Полюбил, а что делать, дешевые издания классики (покетбуки), что и в дорогу брать не накладно и в которых черкать не стыдно. А я люблю черкать и загибать уголки страничек…
…И вовсе не потому, что сейчас в поезде, но так действительно есть и я об этом ещё много лет назад писал: построение «Бесов» напоминает мне структуру купейного вагона. Словно бы персонажи сидят по своим нычкам с плотно закрытыми дверьми, там между ними происходит многое (о чём мы не догадываемся и не знаем), а после выходят в узенький коридор – то все вместе, а то и попарно, или в тамбур перекурить или сталкиваются в очереди за кипятком или у туалета, где и начинают выводить свои арии и пропевать карикатурные (как на котурнах) диалоги.
Достоевский, конечно, зимний писатель (как Шостакович и Бетховен зимние композиторы): большая форма заморозки требует. Зимний, в том же самом смысле, что и «ночной» или «поездной»: протяжённость важна, протяжность. Необходимы время и место для возможности выпасть. Помню, когда первый раз читал «Братьев Карамазовых», то в припрыжку бежал поскорее домой, чтобы узнать, что же там дальше. Настолько густ замес, что не отпускает, держит пока читаешь, оседает осязаемым послевкусием, мякотью сока. У правого уха открывается параллельное пространство (коридор), где постоянно суета и вспыхивают словечки, скандалы и происшествия.
Этим, кстати, чтение Достоевского напоминает путешествие – очередной приступ «Идиота» или «Игрока» выгораживает внутри большой жизни маленькую жизнь, минисезон – как во время болезни или влюблённости.
Я всю жизнь перечитываю «Бесов», с тех пор, как ныне покойный Алик Коновалов подарил родителям огоньковскую подписку на с/с классика. Чёрные томики с позолотой, иллюстрации Ильи Глазунова. Я бегал выкупать книжки как только приходила открытка, особый ритуал, ныне безвозвратно утраченный.
Перестройка, в которую «Бесы» (с тяжёлой руки драматурга М. Шатрова с его рыхлой «Диктатурой совести») стали восприниматься сугубо политическим памфлетом (этаким Пелевиным ХIХ века), придёт позже. А пока, постигающий самостоятельно (или с помощью Макаровой) я читаю «Бесов» как драму абсурда (жизнь в купе нам не показывают, только верхушку айсберга, только её одну). Драму провинциальной российской жизни (впрочем, в больших городах жизнь ещё более запутанна и непонятна), абсурдную по определению.
Воспринимать «Бесы» в качестве политпамфлета означает немилосердно сужать его смысл и лишать его пресловутой полифоничности. Бесы это же не маньяки-революционеры, но галерея аллегорий. Банального, бытового бесовства и небанального тоже. От ложного любомудрия до пафосного сластолюбия. Одна «кадриль литературы» чего стоит! Очень вневременная и смешная (остроумно написанная) книжка.