Дело о литературе и неверии
Дело в том, что листал в книжном магазине двухтомник Сергея Чупринина "Русская литература сегодня". Много думал.

Принцип устройства тома "Жизнь по понятиям": определение того или иного явления через цитаты из критиков +, разумеется, собственный комментарий Сергея Ивановича. Цитат много. Обнаружил и свои. В основном, их две - про редкостное вредительство Высоцкого и его приспешника Окуджавы в русской культуре и про равенство фигур Солженицына и Сорокина (последняя угодила даже в номинацию "конфузный эффект"): маститому критику смешно смешивать мухи и котлеты, иную точку он приемлет лишь в предисловии, однако помещает несогласного в конфузность; что ж имеет право. Однако же, для полноты картины нужно сказать, что цитата выдернута из контекста, который меняет акценты. Пустяк, но по когтю льва. В моей взглядовской колонке от 10 августа 2005 года написано:

"Из ныне живущих Сорокин – фигура равновеликая разве что Солженицыну. В том, что Сорокин сделал именно для литературы. Хотя, вполне возможно, что именно л и т е р а т у р н ы й вклад его гораздо больше и серьезнее Солженицынского. Александр Исаевич в первую очередь трибун и пророк, фигура политическая. Художественность текстов для него не самое главное. Куда важнее «пасти народы» и наставлять их на путь истинный. Владимир же Георгиевич никого не наставляет и живет жизнью частного человека. Но он пишет тексты, после которых изящная словесность не может существовать так, как раньше." http://www.vz.ru/columns/2005/8/10/3542.html

Я бы обратил внимание на разрядку слова "литературный". Не меняя своей точки зрения и не умаляя достоинств и заслуг великого писателя и гражданина, я хочу сказать, что вклад Сорокина в литературу, ну, что ли, более революционный. С точки зрения литературы, внутрицехового состояния и тд. Солженицын, как бы велик он не был, ну ещё один большой писатель. С точки зрения борьбы с советской властью, он, конечно, глыба и матерый человечище, но как повлияли художественные высказывания Солженицына на литературный ряд? Не на общественно-политическое звучание и резонанс в обществе, а на саму манеру письма современников и последышей? Много ли сделал для литературы его расширительный словарь? Ну, может быть, "Архипелаг" задал определенные направления литературе "Нон-фикшн", а в романном творчестве и в пьесах в стихах, гм.

Кстати, о значении творчества Сорокина написано не только в этой колонке, но и в предыдущей, датированной 18 июля 2005 года. Критик Чупринин, разумеется, читал её тоже, ибо называется она ровно так же, как и его книга - "По понятиям" (http://www.vz.ru/columns/2005/7/18/1976.html) Разумеется, я не обладаю копирайтом на фразеологическое сращение, да и дух веет, где хочет, однако, будь я Сергеем Ивановичем Чуприниным (метода у него такая) то обязательно бы сравнил дату выхода колонки с датой подписания литературного справочника в печать (07.11.2006) для того, чтобы разместить литературное bon mot в одной из справочных номинаций. Осталось только определить в какой.

А тут ещё Митя Кузьмин взял да прочитал мой диалог с Павлом Рудневым, опубликованный журналом "Станиславский" (в моем дневнике это предыдущий постинг http://paslen.livejournal.com/494882.html?view=8515618#t8515618 ) и особенно зацепила Кузьмина моя фраза о том, что испортил всех литературных людей маркетинг и не думают они больше о светлом будущем литературы, а жаждут мгновенной отдачи. Точно, была такая фраза, но, кстати, говорил-то я её с внутренним осуждением, мол, вот плохиши какие - не понимают, что литература - дело долгосрочное и что текст может всплыть и через 300 лет, когда оптика может кардинальным образом поменяться. Когда все про Солженицына, к примеру, забудут, сдав в учебник по истории, но не по литературе. Как какого-нибудь Сюлли-Прюдома, который тоже ведь был, между прочим, первым лауреатом Нобелевской премии. А вот миновать дискурсивные открытия Сорокина, изменившего сам молекулярный уровень художественного текста, в будущем, растущем из сегодня, мне представляется сложным. Впрочем, что я о будущем, в которое возьмут не всех? И ведь неизвестно кого возьмут, а кого оставят. В том числе, испорченных маркетингом или девственно чистых в отношении маркетинга литераторов.

Претензии Кузьмина легко могли бы войти в справочник Чупринина в номинации "конфузный эффект", ибо Митя берется мне доказывать значение и пользу литераторов, не думающих о мгновенной отдаче. Точно они его об этом уполномочили. Упоминая при этом, ну, например, Дениса Осокина, в судьбе которого, так уж получилось, я принял некоторое участие - когда отвечал в жюри за номинацию "малая проза", когда Осокин получил "Дебют". Не думая о мгновенной отдаче, Денис, тем не менее, послал свои тексты на литературный конкурс, и после конкурса уполномочил меня предлагать его тексты в разные журналы, доверил публикацию своих текстов на сайте "Топос", что я мгновенно сделал. И делаю до сих пор. Так же мне на вид было поставлено неупоминание Маргариты Меклиной, которая, оказывается, тоже работает на вечность. Каждый день я получаю от родного человека Ритушки письма, в которых она говорит: я не испорчена литературным маркетингом и думаю о посмертной славе. Каждый день, говорит, думаю. (Я шучу, если что, а то ведь так и поймут, могут понять, ничему не удивляюсь).

С маркетингом, загадившим всем мозги все просто - есть литература и литературная жизнь, а есть тексты. Тексты пишутся (могут писаться) в стол, а вот когда тексты выходят к людям, они превращаются в литературу, в некое общественное бытование текстов. И так или иначе не думать о маркетинге, определяющем законы существования литературного поля, невозможно. Это как рисовать архитектурные проекты и не думать о согласовательных инстанциях. Конечно, есть бумажная архитектура, архитектура утопий, но если ты хочешь дом построить, будь добр, изучи нормативные акты, погоду за окном. Нельзя быть немножко беременным, или ты думаешь о читателе и продвижении своего текста к читателю или ты вне этого поля. Даже самый отвязный авангардист думает. Другое дело, что антисоветчиков не может быть без советской власти - антисоветчик - такой же советчик, гомо советикус, только с обратным знаком. Так и с авангардистами, отрицающими мейнстрим, но если бы не было мейнстрима, то и авангарда никакого не было бы. Борьба и единство противоположностей, как кто-то некогда сказал.

Зря Кузьмин перешёл на личности, заявив о своих 18-ти годах беспримерного служения литературному авангарду. Когда я читаю такие заявления, то мне кажется, что человек 18 лет занимается тем, чем занимается только для того, чтобы иметь право сказать про два десятилетия беспримерного служения. Не я, но Митя о комплексах говорить начал. Но не стану переходить на личности и, тем более, как это сделал Митя, не стану указывать, что мне говорить и где говорить. Многое в том, что Митя делает мне не нравится. Хотя что-то из того, что он делает, я принимаю. Но я не понимаю, зачем возникают такие книжки как "Поэты за Явлинского" или сборник неправильно конвертированных кодировок, где невозможно прочитать ни одного текста (и это вместо того, чтобы выпустить книгу бессмертной Меклиной! Какая возможность упущена). Мне не очень понятно зачем затевать поэтический журнал для того, чтобы вести полемику с другим поэтическим журналом, став его бледной копией, но хозяин барин, пусть что хочет, то и делает. Он на своём поле, куда я не ходок.

Вот тут и заключается главное различие, которое, к счастью или к несчастью, делает полемику с Чуприниным и Кузьминым возможной, но непродуктивной - если мы перестаём цеплять друг друга по частностям, то возникает главный вопрос, которому нет и не может быть решения- ЧТО ЕСТЬ ЛИТЕРАТУРА? Такой вот элементарный, казалось бы, а на самом деле, самый что ни на есть фундаментальный вопрос, над которым я уже много лет подряд думаю. Что можно включать в поле литературы и где оно заканчивается? Кого-то смс волнует больше чем трехстишье или полнометражная поэма. Не говоря уже о рекламных слоганах, диалогах в аське или надписях на заборе.

Чем больше я думаю, что же такое литература, тем всё больше и больше понимаю, что нет и не может быть одной или двух или даже трех литератур. Это как с музыкой - сидит в зале сто человек и все сто человек слушают сто параллельных музык. Сколько людей столько и понятий о литературе; столько и литератур. Важнее всего оказывается сила назначающего жеста: литературой для меня является то, что я считаю литературой. Поэтому у Чупринина совсем другая литература. У Кузьмина третья. У женщины в метро, читающей Донцову четвёртая. Только женщина из метро свою литературу не манифестирует, в отличае от Ч. и К., которые являются игроками на общем литературном поле и, оттого, должны демонстрировать волю к оккупации чужого мнения. Не мытьем, так катаньем, не справочником, так комментами, у кого какие амбиции. Вот и возникают постоянные несостыковки и заусеницы, зазубрины, о которые мы всё время и спотыкаемся, вместо того, чтобы вести разговор по существу - ибо нет его, общего существа.

Без определения того, что есть литература мы обречены на тотальный спотыкач и непонятки. Задираться и задирать нос. Поэтому и выходит у Чупринина с цитатами автоматическое передёргивание - у него метОда есть, но нет мЕтода, ибо он делает справочник о литературных дефинициях, вплоть до экзотических номинаций, типа "саунд-поэзии" (с моей точки зрения экзотических), но нет определения самой литературы. В предисловии Сергей Иванович говорит о том как трудно выковыривать у современных критиков их позиции,рассыпанные по статьям, их нужно угадывать, реконструируя взгляды по текстам (что из этого происходит я увидел на своем собственном примере), но как только дело доходит до самого Чупринина и его понимания литературы, он умолкает. В справочнике мы находим на букву "л" статьи "литература больших идей", "литература существования", "литературный процесс, литературное пространство", "литературоцентризм", однако более фундаментальная, базисная можно сказать номинация отсутствует. Из-за чего вся конструкция начинает плавать. И если у главного критического академика (Сергей Павлович - законно избранный президент академии современной российской словесности, объединяющей ведущих критиков страны) нет чёткого определения литературы, то что ж спрашивать с Дмитрия Владимировича Кузьмина, демонстративно демонстрирующего глухую несознанку в области методологии?

Между тем подумалось, что литература - как Вера; вот она или есть, или её нет, а какая уж она - другим неведомо и ведомо быть не должно; однако же политкорректности всякой и религиозной терпимости никто не отменял.