Дело об операх Рахманинова "Алеко" и "Франческа да Римини" в концертном исполнении
Дело в том, что вся музыка Рахманинова про горизонталь, она горизонтальна. Вертикали в ней редки. Не в смысле духовных поисков и прорывов, а в смысле географической системы координат. Литературная основа её такова, что всегда раскатывается некая протяжённость, по которой едет поезд, мимо которого проносится движется пейзаж, нарисованный акварелью на бумажном заднике. Именно поэтому часто возникает ощущение, что Рахманинов думает и пишет про Россию, что его музыка и есть Россия, её просторность и длительность.
В двух операх, исполненных Российским Национальным Оркестром под управлением Михаила Плетнева в зале Чайковского, в первую очередь, важна литературная основа - то, что музыка отклик и демонстративно вторичная субстанция. "Алеко", написанное по пушкинской поэме "Цыганы" достаточно внятна и почти иллюстративна - кажется, партийные бонзы, затеявшие возню вокруг "Сумбура вместо музыки", мечтали именно о такой музыке, прозрачной, декларативно ориентальной, истинно народной. Грозный муж, старый муж, бей меня, режь меня... Уж куда понятнее и ближе.
Когда дней десять назад мы с Сорокиным слушали Третью симфонию Рахманинова в исполнении все того же плетневского оркестра (в Красноярске) Володя смеялся, что музыка эта - идеальный саундтрек к сталинским кинофильмам 50-х...
"Франческа да Римини", вышитая по канве "Божественной комедии" Данте с инфернальной хоровой партией (хора здесь больше чем солистов), солирующей медью, расцветающей и разливающейся в локальную космогонию выглядит вполне по-модернистски, Рихардом Штраусом или Карлом Орфом. Важнее тут авторы либретто - в случае с "Алеко" это Немирович-Данченко, а с "Франческой да Римини" и вовсе Модест Чайковский, из-за чего Рахманинов ощущает себя наследником русской классической культуры, наследником по прямой, однако, двоюродным наследником, этаким младосимволистом. Что в первой, что во второй опере, нет-нет, да и проблеснет сугубо чайковский пассаж (особенно близка "Евгению Онегину" опера "Алеко", где группа солистов по раскладке - баритон, бас, тенор, сопрано, меццо-сопрано - совпадает с предшественником, напрямую отсылая) и тогда отчётливо понимаешь: Пушкин и Чайковский для Рахманинова - знаки абсолюта, чистой интенции, воплощение и воплощённость чистой любви, чистой страсти, чистой музыки.
Сергей Рахманинов в этом смысле похож на Эдгара По, который был сто процентным романтиком, да опоздал родиться, родился чуть позже, и, поэтому, был обречен на тотальное запаздывание, повторение, окисление мета-рефлексией и, следствием, на стилизацию, в которой, правда, ещё есть витамины первоисточников. Точно такая же история случилась с Рахманиновым, который весь - чистый классик, выпавший как снег, в эпоху зрелого модерна, с его демонстративно нежизненноподобным мифостроительством. Отсюда эта нарочитая литературность, сконструированность.

Все это хорошо ложится на жанр "опера в концертном исполнении", когда символика рождается из минимума движений и жестов (сел значит умер) и на сдержанное звучание плетневского оркестра, внутри симфонического облака которого словно бы существует озоновая дыра или слепое пятно с краями полного неразличения - когда приближаясь к краям этого самого пятна музыка перестает переливаться и перебирать драгоценные камни оттенков. Звучание началось достаточно озябшее, шипяще-сипящее, простуженное, низкой посадки, потом, ближе к середине "Алеко" выровнялось и оттаяло, потеплело, но не потекло, а утеплилось. Кажется, выравниваю оркестра помогла замечательная работа Камерного Хора московской консерватории, который и звучал камертоном, на который настраивался и Плетнев и оркестранты и солисты. Солисты, кстати, были практически безупречны, хотя не всё было понятно, зато слышно. Обе оперы провел на первых ролях Сергей Лейфекус и молодой тенор Алексей Долгов, у которого, как мне показалось, были скоротечные проблемы в одном из эпизодов "Алеко" (сказывается недостаточное количество репетиций?). Хороши были и обе сопрано - Земфиру в "Алеко" пела Вероника Джиоева, а Франческу в "Франческе" - моя землячка (из Миасса) - эффектная и убедительная дива Наталья Боброва. Басы были разными - Михаил Казаков чуть получше, Алексей Якимов чуть похуже.
ЗачОт, короче.