Дело о "Пьесе про деньги" В. Никифоровой в театре "Практика"
Дело в том, что с Эдом Бояковым у нас вышел целый спор по поводу формата спектаклей в театре "Практика".
Постановки в "Практике" (как и вытянутые, обрезанные с боков, книжки в "Амфоре", изобретение, да), имеют свой особый, щадящий формат, из-за чего напоминают блюда в ресторане высокой кухни.
Спектакли в "Практике" почти всегда идут час с небольшим. Необременительно и плотно: хорошего должно быть мало и на финал лучше выходить когда зрители ещё не устали. Всегда важно немного недодать, чтобы осталось ощущение взлёта.
Так считает Эд, который строит театр для нормальных зрителей, а не для зануд, типа меня, любщих многочасовые опусы с погружением. И, надо сказать, что спутники мои оказались на стороне Боякова - недлинный спектакль, схожий с впрыскиванием сильнодействующего лекарства, приспособленный к реалиям наших дней, когда на одной чаше весов - культпоход после работы, с другой - ну, например, семеййный вечер и общение с детьми.
Другая ассоциация, порождаемая форматом "Практики", отталкивается от эстетики "документального театра", который оказывается, по большей частью, набором этюдов, эскизов, высказываний на ту или иную животрепещущую тему (эскизность возникает из-за актуальности: злоба дня ещё не оформлена в узнаваемые типы, не схвачена обобщаюшими метафорами, разползается и разваливается, вечно устремлённая вперёд, из-за чего о ней сложно ваять нечто эпическое), тезисами "к докладу" или же, вот, "картинками с выставки".
Формат "Практики" это воскрешение жанровых остро социальных зарисовок в душе "Товарищества передвижников", обличавших нравы и описывавших современную им действительность. В отсутствии кино и тв, именно передвижники выполняли функцию визуальной констатации повседневности, что, в свою очередь, возбуждало литераторов к писанию физиологических очерков. Эпос появится чуть позже, когда социум подмёрзнет, устаканится или же возникнет дистанция - общественная или временная.
У "Пьесы про деньги" есть безусловные достоинства (характеры, внятная история, точность симптомов, особенно связанных с бытовыми и психологическими реалиями) и есть формальные недостатки, самым важным из которых мне видится голая публицистичность (особенно в финале). С другой стороны, без обличительного пафоса и намеренного заострения тенденции (деньги правят миром, люди только и думают, что про деньги и потребительский комфорт, из-за чего меняется сама природа человеческая) такая пьеса оказалась бы лишь наборот разрозненных этюдов, не склеенных в единое целое.
"Практика" выказывает себя театром социальной боли, становясь для нынешней ситуации тем, чем был для начала ХХ века МХТ, а для шестидесятников Таганка, поэтому на социальный пафос закрываешь глаза - да, сегодня так нужно, да, и в самом деле, должно быть место в Москве где говорят прямо и нелицеприятно.
С почти нарочитой безыскусностью.
По форме, "Пьеса про деньги" оказывается сиквелом или приквелом "Капитала" - и сюжетно (первый диалог, которым спектакль открывается, отчаянно Сорокинский) и из-за видеомониторов, на которые выносятся ремарки, фиксируя попадание в зазор между кино, видео и театром, когда постановка одновременно оказывается и одним, и вторым и третьим, но, с другой стороны, самостоятельным, синкретическим высказыванием. Ну, почти как опера. Опера нищих.
"Капитал" и "Пьеса про деньги" вскрывают главную тему театра, который помимо социальной диагностики, волнует более серьезная, философская тема антропологических мутаций. Финальная фраза из "Слов и вещей" Мишеля Фуко о том, что человек исчезает как следы на прибрежном песке, вынесенная в качестве эпиграфа, подчёркивает: в нас происходит незаметный и необратимый дрейф в сторону какого-то нового антропологического набора. В этом смысле, "Капитал", как вторая серия "Пьесы про деньги", фиксирует дальнейшее нарастание симптома, следующую стадию разложения привычного и понятного, переход к зыбучим пескам футуристической зауми, из которой вот-вот должно родиться нечто.
Важно, что действие спектакля происходит за прозрачной плёнкой, которую практически не видно (только если её случайно не подсвечивают софитами) и которая могла бы оказаться четвертой стеной, если бы, в конечном счёте, не оказалась экраном и даже зеркалом для зрителей. Актёры попадают за неё только один раз, выходя на поклоны под меланхолическую песенку "Радиохеда", из-за чего начинает казаться, что музыку, как в кино, включили для сопровождения финальных титров.
Длительность музыкального сопровождения зависит от того сколько хлопают и вызывают актёров на поклоны. На вчерашнем спектакле мы прослушали шедевр Тома Йорка почти целиком.