Дело о триумфе (1) Арт-Москва
Дело в том, что мы пошли на "Арт-Москву" уже вечером, ближе к закрытию. Естественно, что первым человеком, с которым я столкнулся в фойе, был Шабуров. Дальше Дима Врубель, Вика, Наташа, Юля, Коля, Витя, Наташа, вот и захороводились. Что приятно, но что отвлекало от выставки, тем более, что народу было много больше обычного. Толпы и толпы. На "Евангельский проект" меня отвели Дима с Викой, он на третьем этаже и потрясает масштабами и точностью попаданий. Сила от фресок такая, что впечатывает в пол, просто размазывает по полу. В эскизах все выглядело несколько иначе: камерность говорила совсем про иное, теперь, когда эскизы ройтеровских фотографий, соединенных с евангельскими цитатами, оказались растянуты на огромные белые стены проступила медийность в чистом виде: словно бы перед нами эйдосы современной информации, валом накатывающие и сминающие своего потребителя. Информационные потоки и то, что за ними: потустороняя логика и смысл. То есть, вот ты читаешь газеты или сидишь у монитора и газета, она а4 или а2 и монитор у тебя столько-то дюймов, а когда приходишь на "Евангельский проект" Врубеля и Тимофеевой, то это, в очищенном от носителя виде, накатывает на тебя как девятый вал, как то самое цкнами, всё сметающее на своем пути. Извлекая энергию сообщения из недр носителя, Вика и Дима разыгрывают перед тобой парад информационных стихий в чистом, очищенном от примесей виде. Цитаты из Священного писания подсвечивают эти сообщения внутренней причинно-следственной логикой, остраивая за картинками вторые-третьи, причем не только интерпретационные, планы. Нужно ли говорить, что это самый мощный и масштабный проект Арт-Москвы, по силе воздействия переигрывающий всю прочую сборную солянку.

Теперь состязаются не художники, но галереи. Если раньше смотрел на таблички возле работ, то теперь, для начала, отсматриваешь лейблы того, кто выставляет и танцуешь уже от этого. Иностранцы (иностранные галереи) менее интересны и внятны, коммерческий верняк, типа камерного Кабакова у чехов или Уорхола, понятно, что территория поиска находится в районе экспозиций московских галерей, которым ведь, тоже, не чужд интерес к коммерческой стороне дела, но которые извлекают деньги из движения в неизведанное, а не из топтания на месте. То есть, можно гнать коммерческий порожняк, уже давным давно переваренный культурой, а можно совмещать приятное с полезным, делая хорошо не только себе, но и культуре в целом. Кстати, именно в движении и сохраняется драйв, движуха, которых в нынешних экспозициях, приблизившихся к общемировому мейнстриму вплотную, вплоть до неразличения, не так уж много. Дело даже не в огламуривании и овладевании технологиями, в минимуме видео и обилии живописи (живописи становится все больше, объектов всё меньше), а в том, что только разработка новых художественных месторождений (языков и стилей) даёт ощущение жизни внутри искусства. То есть, с одной стороны, нужно торговать качественным и узнаваемым, а с другой - вести исследовательскую работу и тем, кому получается совмещать - те чемпионы. Не стану перечислять галереи, в которых это совмпадение работает на результат - они и без меня на слуху. Отмечу лучших - тончайшего, кружевного Каллима, фарворовых АЕСов, нового пиксельного Файбисовича, трехчастную инсталляцию "Тонатас Баниониса" (очень похожую по картинке на "Синий суп", а по музыке на АЕСов), барочного Пеперштейна, Пивоварова, Жанну Кадырову с ее мусорным мешком, сделанным из битой плитки. Фильм Пузенкова о Пузенкове, черно-белого лаконичного Батынкова.

Вообще, это очень интересное стремление к минимализму - очень немногие позволяют тебе быть яркими, громкими и красочными. Сказывается усталость от перенасыщенности информацией, языками, художниками, цитатами, юмором и сатирой. Хочется тишины и покоя, комфорта и уюта, разговора шепотом и на равных, вот от чего галереи словно бы убавили дицебелл и на первый план вышли художники с ограниченными, намеренно ограниченными формальными возможностями - в том числе и цветовыми, как Батынков и Каллима. Помимо того, что это очень красиво и изысканно, это ещё и соразмерно человеку. Но тут, в стремлении к минимализму, есть некая грань, после которой движуха пересыхает и объект увядает в бальзаме собственной имманентности. Становится эзотерчиным и неоправданно плотным. Интереснее всего балансирующие на этой границе и не попадающие не в избыток и не в экономию. Таких немного. "Синие носы" сделали белые фарфоровые бюсты Сталина и Мао, а вышло даже не вторично (после Брускина и тех же аеэсов), а сыро и недоработанно. Хотя белый фарфор, конечно, излучает покой и ледяное безмолвие.

Ну, да, смотр, ну, да, многоголосица, поэтому никакого целостного впечатления быть не может. После первого круга по второму этажу кажется, что всё посмотрел, всё понял, глаз замыливается и начинает выхватывать отдельные экспонаты, которые, подобно зрачку, расширяются и начинают шевелить своими внутренними течениями. Игнорируя толпу, высасывающую твоё внимание, останавливаешься и словно бы фотовспышка, фотографируешь, запоминая, заступая на второй круг, на третий. Когда зал как игрушечный калейдоскоп, поворачивается к тебе то одной гранью, то другой, выставляя самые разные артефакты, расширяя одни существующие пространства и окончательно захлопывая и стирая другие.