Cедьмая (1922) симфония Мясковского
Для оркестра тройного состава (четыре валторны, две трубы, арфа), си минор, соч. 24 с посвящением П.А. Ламму


Способ передачи мысли: звуковой намек: рожок в низком мареве и арфа: корабль? Проще всего сравнить музыку с водной толщей и перемещением из точки А. в смертное; так почему бы не корабль, выплывающий на просторы? Скорее, Тернер, нежели Айвазовский, ибо покоценная медь не даёт взлететь, гоняет-мотает то туда, а то и обратно, борется-перекатывает как бочку тебя с деревянного края на край. Всё будет хорошо, мы все умрем, имеет значение только то, что сейчас, борьба за растянутое транспарантом мгновение.


Чем больше я думаю о Мясковском и его музыке, тем больше путаюсь и ничего не понимаю. Вероятно, речь следует вести о странном композиторе, не сочиняющем мелодий, но создающем растянутые протяжённости, атмосферу. Ну и ещё какие-то соображения о личности и биографии: Сивцев Вражек, одиночество, служение. Это же даже не Танеев, получивший отказ. У Танеева, продираясь сквозь кустарник контрапункта можно надыбать стилизованные, но узнаваемые (напеваемые), а тут, тут что? Колыхание ультрамарина, взбивание перины и поиски чего? Передача сигнала кому и кем – кем в этой системе медиума и отражений является сам композитор? Ну, и самый важный вопрос, впервые возникший по поводу Шостаковича – какова презумпция высказывания: ведь ежели не мелодия ведёт, то каковы границы жанра и каким нёбом они осознаются-вяжутся-связываются в нечто целое?!

За всем этим, конечно, теряешь нить музыкального рассуждения и показа, но, вдруг, Мясковского, погружающего, и следует так слушать? Методом погружения, когда ты под водой и почти утонул и там, внутри, нет ни верха, ни низа, ни дна, ни покрышки… Хотя, нет-нет, солирующие грубые трубы, нарастающие по ходу противохода, обозначают, по всей видимости, проплывающий, проплывший мимо… «Титаник»?

Я не заметил границу перехода (в Седьмой две части, Andante sostenuto, calmo и Andante), из-за пляски-перепляски света в толще, в ряске; кружений и завихрений подводного царства, не оставляющего тебе ни одного шанса. И когда ты понимаешь, что развязка неизбежна, сдаёшься и успокаиваешься. Всё вокруг кружится и плавится на медленном и холодном огне медленным и холодным бесом-противовесом.
И хотя на последних минутах вновь возникает волнение, все эти всполохи – лишь следы того, что более не повторится. Здесь время отсчитывает арфа, опять возникающая в финале, и если это высказывание о судьбах России, то ты знаешь где меня искать.