|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2009-10-15 05:41:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Национальный музей искусств Каталонии (МНАК)
Донельзя эклектичный дворец, возвышающийся над площадью Испании с целым стадионом внутри, принято манкировать. А зря, один из самых внятных и роскошных музеев, которые я видел. Дело и в коллекции и в том способе, которыми ими пользуются, и в замечательной экспозиционной работе, проделанной с вынужденно монотематическим подбором артефактов.
С одной стороны, понятно, что здесь, прежде всего, должно быть выставлено и выставлено искусство каталонских художников, вслед за всей ойкуменой проходящих одни и те же цивилизационные этапы и круги.
С другой стороны, МНАК можно воспринимать бастионом испанского искусства, в которое каталонцы внесли ощутимый, но не решающий вклад. С третьей стороны, пойди и отследи творца по национальной и какой угодно принадлежности - родился и учился он в одном месте, а путешествовал-творил - в другом. Как Пикассо, например, которому в МНАКе отдан небольшой, но плотный зал. Или же как Караччи, расписавший, по всей видимости, одну из каталонских церквей, а ныне кабинетом перенесённый сюда, замыкать анфиладу ренессансного и барочного искусства комплексом панно на стенах и на потолке, и выполненной в бледной жемчужно-розовой гамме, назвать которую перламутровой мешает лишняя и вряд ли вынужденная экспрессия.
С третьей стороны, это самое внушительное собрание европейской живописи, с приоритетом местного колорита, который, как известно, был монаршеским указом запрещён к вывозу и, оттого, большей частью осел на родине, но, с другой, это не мешает выставитьроскошных шедевральных Тицианов, Рубенсов и Гейнсборо.
Как все правильные люди, каталонцы выставили не сами артефакты, которые, слов нет, имеют собственную культурную и эстетическую ценность, но само здание, с которым им ещё и повезло. Музей - странный полувокзал, полудворец, с расходящимися с разные стороны галереями, по сути, четыре с половиной музея в одном (четыре с половиной, если учесть ещё и выставленную постоянно коллекцию барона Тиссен-Борнемиса, два зала с обязательным набором мировой сборной - от Веласкеса и Каналетто до Краснаха старшего.
Плюс один абсолютный раритет от Фра Анжелико.
Но до ренессансных деликатесов ещё следует добраться, а сначала ты попадаешь в огромный холл с арками и афишами, выбирая одно из направлений. Я решил начинать с самого начала и не без внутреннего напряжения поплёлся в отдел романского искусства, предвкушая себе нечто, вроде коллекции гипсовых слепков в ГМИИ им. Пушкина.
Но любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь - в начале ХХ векаиспанские каталонские реставраторы озаботившись вопросами сохранения древних (XI-XIII века) фресок из маленьких церквей в деревнях и городках, предложили оригинальный способ переноса фресок в музей с правильным температурным режимом.
На родине выставили копии, а всё, что было интересного в горах и весях, свезли сюда, выстроив внутри романского отдела целый гипсокартоновый город, сплошь состоящий из гигантских яиц, с внутренней стороны которых впечатали аутентичные средневековые фрески - ровно в том расположении и виде, в каком они были задуманы и осуществлены: на полукруглых алтарных сводах и на потолке, где-то - среди колоннад и простенков.
Рядом с каждым таким яйцом стоит витрина с макетом той или иной церкви, откуда фрески были перенесены, с картой Каталонии и с архитектурным планом строения, из которого становится понятным, какие части живописного (ну, или, в некоторых случаях, деревянного, так как скульптуры здесь тоже великое множество и куда там до неё "пермским Христам") ансамбля удалось спасти от сырости и забвения.
Впечатление грандиозное. во-первых, потому что такого больше нигде нет, тем более, во-вторых, в таком количестве и в таком первоклассном качестве. В-третьих, сама живопись постепенно становится всё более и более замысловатой и мастеровитой, разнообразной, даже изощрённой: от плоскостных, орнаментальных примитивов до цельности психологического расклада изображённых.
Я думал, что такого не бывает, ибо это действительно фантастика в три уровня реальности: во-первых, реальности самих фресок, выглядящих заблудившимися во времени путешественниками; во-вторых, реальность мощных бетонных выгородок, которые стараются быть нейтральными, образуя служебный выставочный лабиринт, но, тем не менее, вступают в диалог с натуральными стенами музея, выстроенными в тогдашних представлениях о роскоши и достатке, то есть, с реальностью номер три.
Спасибо, бедекер подсказал, что реконструкцией МНАКА занималась Гае Ауленти, в своё время построившая парижский Орсе, ага, понятно, всё встало на свои места.
Но и это ведь ещё не все: ты проходишь всю эту анфиладу залов, расположенных с левой стороны огромного вокзала и возвращается к тому месту, с которого начал - в фойе, чтобы на этот раз зайти с правой стороны.
Там готика и барокко, которые обрушиваются своей жестоковыйной мощью. Через весь этот, извините, сумрак средневековья с тщательно прорисованной парчой, золотыми окладами и древесно-иссохшимися лицами, из которых будто бы выкачали, воздух, как-то много чего понимаешь про испанский национальный характер, ну и про человеческую природу вообще.
Коллекция большая и разнообразная, правда, есть у неё одна особенность - там, где мы привыкли следить за школами и влияниями, переходя из залов с немецкой живописью к залам с итальянской или нидерландской, выступает сугубо национальная сборная.
Но, как я уже говорил, разнообразия хватает.
Кое-где можно проследить инфлюэнцу влияний, сугубо итальянских, кстати и никаких французов, обычно обильных в музеях изобразительных искусств. Из местых сильных художников запоминаются Далмау и Угет, причём не только качественно, но и количественно: раз много работ, значит, типа, гений.
Ближе к концу, все-таки, попадаются работы великих художников, чьи имена на слуху - парочка хороших Эль Греко и целый зал Сурбарана, две Веласкеса и один Рибера, ну и далее обязательные к употреблению Рубенсы, Тицианы и Веронезе. Оба Тьеполо и масса более мелких закосов под венецианскую непосредственность.
Готика плавно переходит вшорты барокко, а барокко в классицизм.
Тут, дайджестом из собрания Тиссен-Борнемиса, ты заканчиваешь путешествовать во времени, служка распахивает перед тобой дверь и ты попадаешь на огромную площадь, крытую стадионным куполом, амфитеатр которой начинается на уровне второго этажа, куда ходят лифты. Внизу - книжный и сувенирный магазин, кафетерий и детская студия, модернистски вписанные в прошловековое роскошество.
На лифте поднимаешься к опоясывающей второй этаж галерее, где выставлено искусство XIX и XX веков, которого очень много и которое смотреть не так интересно, как экспозицию на первом. Хотя видно, что над ней кураторы трудились не меньше, чем над классикой.
Однако, салон, которым открывается второй этаж, парадные портреты буржуа, нежные закосы сначала в романтизм с буколическими пейзажами, затем в реализм с несмываемым социальным пафосом, а после и в импрессионизм, смазавшем карту будня пастельным подходом к действительности, работает на резкое понижение.
Смотришь и думаешь, как же измельчала человеческая природа, утратившая веру в высшие силы и провозгласившая примат позитивизма.
Собственно, именно этот урок, подкреплённый пластическими впечатлениями и можно назвать главным в любом национальном музее любой страны.
Картину мира несколько смягчает разнообразие, вносимое ХХ веком, где каждой твари по паре и человек человеку марсианин. Да, Миро тут нет. Миро сослан на склон Монжуика.
Но снова появляются художники-маяки, указывающие другим дороги развития. Очень эффектно построен раздел, посвящённый модерну и начатый мебелью Гауди, а затем перегруженный эффектными бытовыми деталями и предметами - от одежды и афиш до мелкой пластики серебренных и медных украшений.
Именно здесь - в самом дальнем закутке стоит модель крипты, которую Гауди разработал для себя лично - маленькая пещера с алтарём, где в центре - скульптурная богоматерь, а вместе весь этот синкретизм зело напомнил мне гипсокартонные алтари из монастырей, которыми экспозиция музея открывалась. Так что, можно сказать, круг замкнулся.
В послесловии - Пикассо и Дали, (очень хороший) Тапиес и последний, по времени, выдающийся художник, точнее, скульптор Гонсалес, микс из кубизма, многопрофильной абстракции и реалистических штудий, не оставляющих никакой надежды на какое бы то ни было спасение.
Донельзя эклектичный дворец, возвышающийся над площадью Испании с целым стадионом внутри, принято манкировать. А зря, один из самых внятных и роскошных музеев, которые я видел. Дело и в коллекции и в том способе, которыми ими пользуются, и в замечательной экспозиционной работе, проделанной с вынужденно монотематическим подбором артефактов.
С одной стороны, понятно, что здесь, прежде всего, должно быть выставлено и выставлено искусство каталонских художников, вслед за всей ойкуменой проходящих одни и те же цивилизационные этапы и круги.
С другой стороны, МНАК можно воспринимать бастионом испанского искусства, в которое каталонцы внесли ощутимый, но не решающий вклад. С третьей стороны, пойди и отследи творца по национальной и какой угодно принадлежности - родился и учился он в одном месте, а путешествовал-творил - в другом. Как Пикассо, например, которому в МНАКе отдан небольшой, но плотный зал. Или же как Караччи, расписавший, по всей видимости, одну из каталонских церквей, а ныне кабинетом перенесённый сюда, замыкать анфиладу ренессансного и барочного искусства комплексом панно на стенах и на потолке, и выполненной в бледной жемчужно-розовой гамме, назвать которую перламутровой мешает лишняя и вряд ли вынужденная экспрессия.
С третьей стороны, это самое внушительное собрание европейской живописи, с приоритетом местного колорита, который, как известно, был монаршеским указом запрещён к вывозу и, оттого, большей частью осел на родине, но, с другой, это не мешает выставить
Как все правильные люди, каталонцы выставили не сами артефакты, которые, слов нет, имеют собственную культурную и эстетическую ценность, но само здание, с которым им ещё и повезло. Музей - странный полувокзал, полудворец, с расходящимися с разные стороны галереями, по сути, четыре с половиной музея в одном (четыре с половиной, если учесть ещё и выставленную постоянно коллекцию барона Тиссен-Борнемиса, два зала с обязательным набором мировой сборной - от Веласкеса и Каналетто до Краснаха старшего.
Плюс один абсолютный раритет от Фра Анжелико.
Но до ренессансных деликатесов ещё следует добраться, а сначала ты попадаешь в огромный холл с арками и афишами, выбирая одно из направлений. Я решил начинать с самого начала и не без внутреннего напряжения поплёлся в отдел романского искусства, предвкушая себе нечто, вроде коллекции гипсовых слепков в ГМИИ им. Пушкина.
Но любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь - в начале ХХ века
На родине выставили копии, а всё, что было интересного в горах и весях, свезли сюда, выстроив внутри романского отдела целый гипсокартоновый город, сплошь состоящий из гигантских яиц, с внутренней стороны которых впечатали аутентичные средневековые фрески - ровно в том расположении и виде, в каком они были задуманы и осуществлены: на полукруглых алтарных сводах и на потолке, где-то - среди колоннад и простенков.
Рядом с каждым таким яйцом стоит витрина с макетом той или иной церкви, откуда фрески были перенесены, с картой Каталонии и с архитектурным планом строения, из которого становится понятным, какие части живописного (ну, или, в некоторых случаях, деревянного, так как скульптуры здесь тоже великое множество и куда там до неё "пермским Христам") ансамбля удалось спасти от сырости и забвения.
Впечатление грандиозное. во-первых, потому что такого больше нигде нет, тем более, во-вторых, в таком количестве и в таком первоклассном качестве. В-третьих, сама живопись постепенно становится всё более и более замысловатой и мастеровитой, разнообразной, даже изощрённой: от плоскостных, орнаментальных примитивов до цельности психологического расклада изображённых.
Я думал, что такого не бывает, ибо это действительно фантастика в три уровня реальности: во-первых, реальности самих фресок, выглядящих заблудившимися во времени путешественниками; во-вторых, реальность мощных бетонных выгородок, которые стараются быть нейтральными, образуя служебный выставочный лабиринт, но, тем не менее, вступают в диалог с натуральными стенами музея, выстроенными в тогдашних представлениях о роскоши и достатке, то есть, с реальностью номер три.
Спасибо, бедекер подсказал, что реконструкцией МНАКА занималась Гае Ауленти, в своё время построившая парижский Орсе, ага, понятно, всё встало на свои места.
Но и это ведь ещё не все: ты проходишь всю эту анфиладу залов, расположенных с левой стороны огромного вокзала и возвращается к тому месту, с которого начал - в фойе, чтобы на этот раз зайти с правой стороны.
Там готика и барокко, которые обрушиваются своей жестоковыйной мощью. Через весь этот, извините, сумрак средневековья с тщательно прорисованной парчой, золотыми окладами и древесно-иссохшимися лицами, из которых будто бы выкачали, воздух, как-то много чего понимаешь про испанский национальный характер, ну и про человеческую природу вообще.
Коллекция большая и разнообразная, правда, есть у неё одна особенность - там, где мы привыкли следить за школами и влияниями, переходя из залов с немецкой живописью к залам с итальянской или нидерландской, выступает сугубо национальная сборная.
Но, как я уже говорил, разнообразия хватает.
Кое-где можно проследить инфлюэнцу влияний, сугубо итальянских, кстати и никаких французов, обычно обильных в музеях изобразительных искусств. Из местых сильных художников запоминаются Далмау и Угет, причём не только качественно, но и количественно: раз много работ, значит, типа, гений.
Ближе к концу, все-таки, попадаются работы великих художников, чьи имена на слуху - парочка хороших Эль Греко и целый зал Сурбарана, две Веласкеса и один Рибера, ну и далее обязательные к употреблению Рубенсы, Тицианы и Веронезе. Оба Тьеполо и масса более мелких закосов под венецианскую непосредственность.
Готика плавно переходит в
Тут, дайджестом из собрания Тиссен-Борнемиса, ты заканчиваешь путешествовать во времени, служка распахивает перед тобой дверь и ты попадаешь на огромную площадь, крытую стадионным куполом, амфитеатр которой начинается на уровне второго этажа, куда ходят лифты. Внизу - книжный и сувенирный магазин, кафетерий и детская студия, модернистски вписанные в прошловековое роскошество.
На лифте поднимаешься к опоясывающей второй этаж галерее, где выставлено искусство XIX и XX веков, которого очень много и которое смотреть не так интересно, как экспозицию на первом. Хотя видно, что над ней кураторы трудились не меньше, чем над классикой.
Однако, салон, которым открывается второй этаж, парадные портреты буржуа, нежные закосы сначала в романтизм с буколическими пейзажами, затем в реализм с несмываемым социальным пафосом, а после и в импрессионизм, смазавшем карту будня пастельным подходом к действительности, работает на резкое понижение.
Смотришь и думаешь, как же измельчала человеческая природа, утратившая веру в высшие силы и провозгласившая примат позитивизма.
Собственно, именно этот урок, подкреплённый пластическими впечатлениями и можно назвать главным в любом национальном музее любой страны.
Картину мира несколько смягчает разнообразие, вносимое ХХ веком, где каждой твари по паре и человек человеку марсианин. Да, Миро тут нет. Миро сослан на склон Монжуика.
Но снова появляются художники-маяки, указывающие другим дороги развития. Очень эффектно построен раздел, посвящённый модерну и начатый мебелью Гауди, а затем перегруженный эффектными бытовыми деталями и предметами - от одежды и афиш до мелкой пластики серебренных и медных украшений.
Именно здесь - в самом дальнем закутке стоит модель крипты, которую Гауди разработал для себя лично - маленькая пещера с алтарём, где в центре - скульптурная богоматерь, а вместе весь этот синкретизм зело напомнил мне гипсокартонные алтари из монастырей, которыми экспозиция музея открывалась. Так что, можно сказать, круг замкнулся.
В послесловии - Пикассо и Дали, (очень хороший) Тапиес и последний, по времени, выдающийся художник, точнее, скульптор Гонсалес, микс из кубизма, многопрофильной абстракции и реалистических штудий, не оставляющих никакой надежды на какое бы то ни было спасение.
