|

|

День стоял о пяти головах

Незадолго до Волгограда мы долго стояли где-то в степи и в тамбуре накапливалась антивода воспалённой температуры, несовместимой с жизнью; этот снедающий внутренности, изводящий зной течёт, струится по стенам консервной банки, проступая створками роткообразного триптиха. Берём его затакт и двигаемся дальше. "Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах..."

Самара стоит ровно на середине пути между Москвой и Чердачинском, но и, как оказывается, между Волгоградом и Южным Уралом; здесь ещё знойно и жарко, но буквально через пару часов, на подступах к Уфе начинаются облака и очертания высохших луж на полустанках. Потом в окнах возникают буквальные лужи из воды и непроницаемой грязи, а облака наливаются объёмом и содержанием, становясь плотнее подтаявшего брикета сливочного масла. "Глаз превращался в хвойное мясо..."

Почти буквально: "Поезд шёл на Урал. В открытые рты нам Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой", если, правда Василия Ивановича заменить на Родину-Мать, мимо которой поезд из Адлера отъезжает в сторону южную. Ехать примерно столько же, как из столицы. Ничего не потеряли, стали старше: коренастая горнозаводская природа обступает поезд сплошным потоком, она не так вертикальна и индивидуально рассеяна как южная; на просвет в ней нет просветов, но есть, присутствует многослойная слюдяная немота.


|
|