|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-10-04 19:23:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Винные подвалы и катакомбы
Одного поэта нам с Элиной не хватило, накануне мы были в Сент-Эмильоне, начинающемся с виноградников древнеримского поэта Авсония. Город с них, сбегающих по плавным холмам и начинается.
Когда ты попадаешь в этот район, к которому приписан Сент-Эмильон, количество виноградников резко возрастает: понятно почему - это же один из самых известных в мире винодельческих краёв. Здесь, на самых дорогих и самых ухоженных делянках, взращивают сырьё для элитных, дороже уже, кажется, некуда, вин.
Сначала мы долго ехали по главной трассе, после свернули на боковую дорогу, заходящую к городу будто бы с тыла; здесь и выращивали виноград для Авсония, который не только стихи в переводе Брюсова писал.
Где-то в центре земля вспучивается и чтобы попасть в исторический центр, осиянный сначала английской (то есть, квадратной) башней, а затем церквями и базиликами, корневая система которых уходит глубоко под поверхность в залежи песчаника, нужно идти по мощёной мостовой под углом едва ли не 45 градусов.
Узкий, как и положено средневековой медине, город торгует вином с обеих рук - и справа и слева тянутся винные магазины и бутики, рестораны и разливочные, можно пробовать вино, сравнивать и наслаждаться.
Для интереса мы с Элей застряли на некоторое время у одного из прайс-листов, вывешенных на свежем воздухе.
Самое дорогое вино здесь было сделано в год рождения моих родителей, в 1947м и стоило более девяти тысяч евро за бутылку.
"Не факт, что оно, при этом, не окажется уксусом", прокомментировала Элина. Доступность дорогого вина подозрительна. Обычно за ним гоняются по аукционам, а когда оно торчит, без какой бы то ни было очереди на всеобщее обозрение, это может быть знаком того, что...
Впрочем, большая часть позиций предлагала по двести с чем-то евро за бутылку, некоторые чуть или сильно чуть больше, но уже никак не меньше.
В одной из распивочных станций мы спустились глубоко под землю (Элька сказала, что метров на 17) в старинный лабиринт подвалов, где круглый год поддерживается одна и та же температура (+13).
Первые два года вино выдерживается в бочонках, аккуратно расставленных возле стен, а затем переливается в бутылки, ещё более аккуратно расставленные в своих загончиках, рассортированные по годам и по сортам.
Самые старые из хранящихся здесь вин относятся к началу 90-х, самые поздние, если верить табличкам, к 2005 и 2006 годам.
В одном отдельном, зарешетчатом закутке, хранятся редкие и особенно древние вина. Их, возможно, никто и никогда не попробует, они тут хранятся даже не для коллекции, но для истории, образцы даже не вкуса, но кода.
И таких подвалов, в городе построенном на месте скопления монастырей, выросших после появления здесь святого Эмилия, полным полно.
Эмилий пришёл сюда, поселился и начались чудеса, постепенно обросшие религиозной инфраструктурой. Самое, что ни на есть, средостенье Средневековья, выложенное белым камнем.
Помимо винных погребов, Сэнт-Эмильон славен ещё и своими катакомбами, хранящими монашеские захоронения - сложной, путанной системой подземелий, в которых Слава Курицын не случайно разыграл финальные перестрелки из своего романа "Месяц Аркашон".
Для того, чтобы попасть в эти темные, сырые, с запахом плесени, коридоры, следует записаться на экскурсию. По одиночке внутрь не пускают.
Так как мы с Элькой слегка припозднились, мне выпала экскурсия на французском. Её вела молодая девушка с красивыми, длинными волосами, что-то говорившая поставленным голосом.
И пока туристы слушали её, я рассматривал готические примитивы на сводах базилики Св. Эмилия, написанные древней, выцветшей охрой.
Видел я и нишу, в которой, якобы, помещалась келья Святого и куда следует садиться бесплодным женщинам, мечтающим зачать, а потом посылающим сюда письма со всего света с благодарностями.
После этой базилики мы пошли в подземную церковь с высокими сводами и остатками древней лепнины, среди которой (а почти ничего же не сохранилось) мне особенно понравились два стремящихся друг на встречу другу каменных ангела.
Огромные колонны поддерживают своды, а сами колонны поддерживают сложные конструкции, перераспределяющие вес камня, из-за чего внутренние пространства церкви кажутся особенно таинственными.
Да, меня дико удивило, что один из пределов Храма украшен копией рублёвской "Троицы".
Мне бы хотелось описать туристов, с которыми я лазил по подземельям. Этих мужчин и женщин, особенности их поведения, удивлённые физиономии японцев и китайцев, щёлкающих фотоаппаратами, несмотря на все запреты, без вспышки. Но для этого нужно отдельную повесть писать.
Элина всё это время, пока шла экскурсия, сидела в кафе на центральной площади и работала за компьютером.
Когда я вылез из темноты, мы пошли гулять по остаткам многочисленных монастырей, с прямоугольными внутренними двориками, украшенными по периметру рядами готических арок, нишами с могильными камнями и кенотафами. Руинами, оставшимися после Столетней войны.
Мы говорили с Элькой о наших общих знакомых (благо их набирается великое множество), о подлости людской и о людском благородстве, рассказывали друг другу какие-то истории из жизни, почти как на романтическом свидании.
Город то вставал на цыпочки, то опускался на колени, предлагая виды, разбегающиеся от Сент-Эмильона в разные стороны - снова виноградники, деревни и отдельные хутора с ренессансными шато, над которыми висит роскошное небо, словно бы заимствованное с фресок Тьеполо; и как же его не сфотографировать?
Бонус
Отрывок из поэмы Авсония "Мозелла"
Пышность иную пускай нам покажет осмотр винограда,
Вакха подарки пусть наш блуждающий взор потревожат.
Длинный подъем до вершины холма над самою кручей,
Скалы и солнечный склон горы, кривизны и извивы -
Все виноградник сплошной, выходящий природным театром.
Так-то Гавранский хребет} драгоценным покрыт виноградом
Или Родопа, своим так Лиэем Пангеи блистают.
Так зеленеет и холм Измарский} над морем фракийским,
Бледную так и мои виноградники красят Гарумну.
Сплошь вся покатость холмов до самой последней вершины -
Берег усеян реки зеленеющим всюду Лиэем...
Да и не только людей восхищают такие картины.
Я и в сатиров готов полевых и в наяд сероглазых
Верить, что к этим они берегам сбегаются часто;
Резвые шалости их козлоногих панов тревожат;
Скачут по мелям они и сестер под водою пугают
Робких и бьют по текучей воде неумелым ударом
Часто, награбив с холмов виноградных кистей, и речная
Здесь Панопея с толпой ореад, постоянных подружек,
От деревенских божков убегает, распущенных фавнов.
В час же, когда среди неба стоит золотистое солнце,
К заводи общей сатиры и сестры речные, собравшись
Вместе, ведут, говорят, хороводы свои: в это время
Зной им палящий дает от очей человека укрыться.
Тут на родимой воде, играя, прыгают нимфы,
Тащат сатиров на дно и от этих пловцов неумелых
Вдруг убегают из рук, а те понапрасну хватают
Скользкие члены и влагу одну вместо тела лелеют.
Этому, впрочем, свидетелей нет, и глаза не видали...
Вот чем, однако же, все насладиться свободны: тенистый
В светлой реке отражается холм; весь в зелени, словно
Влага речная, поток, сдается, порос виноградом.
Что за оттенок воде придает вечернею тенью
Геспер, когда опрокинет в Мозеллу зеленую гору!
Плавают все, качаясь, холмы, дрожит виноградник
Мнимый, в прозрачных волнах отражаются кисти, разбухнув..
Одного поэта нам с Элиной не хватило, накануне мы были в Сент-Эмильоне, начинающемся с виноградников древнеримского поэта Авсония. Город с них, сбегающих по плавным холмам и начинается.
Когда ты попадаешь в этот район, к которому приписан Сент-Эмильон, количество виноградников резко возрастает: понятно почему - это же один из самых известных в мире винодельческих краёв. Здесь, на самых дорогих и самых ухоженных делянках, взращивают сырьё для элитных, дороже уже, кажется, некуда, вин.
Сначала мы долго ехали по главной трассе, после свернули на боковую дорогу, заходящую к городу будто бы с тыла; здесь и выращивали виноград для Авсония, который не только стихи в переводе Брюсова писал.
Где-то в центре земля вспучивается и чтобы попасть в исторический центр, осиянный сначала английской (то есть, квадратной) башней, а затем церквями и базиликами, корневая система которых уходит глубоко под поверхность в залежи песчаника, нужно идти по мощёной мостовой под углом едва ли не 45 градусов.
Узкий, как и положено средневековой медине, город торгует вином с обеих рук - и справа и слева тянутся винные магазины и бутики, рестораны и разливочные, можно пробовать вино, сравнивать и наслаждаться.
Для интереса мы с Элей застряли на некоторое время у одного из прайс-листов, вывешенных на свежем воздухе.
Самое дорогое вино здесь было сделано в год рождения моих родителей, в 1947м и стоило более девяти тысяч евро за бутылку.
"Не факт, что оно, при этом, не окажется уксусом", прокомментировала Элина. Доступность дорогого вина подозрительна. Обычно за ним гоняются по аукционам, а когда оно торчит, без какой бы то ни было очереди на всеобщее обозрение, это может быть знаком того, что...
Впрочем, большая часть позиций предлагала по двести с чем-то евро за бутылку, некоторые чуть или сильно чуть больше, но уже никак не меньше.
В одной из распивочных станций мы спустились глубоко под землю (Элька сказала, что метров на 17) в старинный лабиринт подвалов, где круглый год поддерживается одна и та же температура (+13).
Первые два года вино выдерживается в бочонках, аккуратно расставленных возле стен, а затем переливается в бутылки, ещё более аккуратно расставленные в своих загончиках, рассортированные по годам и по сортам.
Самые старые из хранящихся здесь вин относятся к началу 90-х, самые поздние, если верить табличкам, к 2005 и 2006 годам.
В одном отдельном, зарешетчатом закутке, хранятся редкие и особенно древние вина. Их, возможно, никто и никогда не попробует, они тут хранятся даже не для коллекции, но для истории, образцы даже не вкуса, но кода.
И таких подвалов, в городе построенном на месте скопления монастырей, выросших после появления здесь святого Эмилия, полным полно.
Эмилий пришёл сюда, поселился и начались чудеса, постепенно обросшие религиозной инфраструктурой. Самое, что ни на есть, средостенье Средневековья, выложенное белым камнем.
Помимо винных погребов, Сэнт-Эмильон славен ещё и своими катакомбами, хранящими монашеские захоронения - сложной, путанной системой подземелий, в которых Слава Курицын не случайно разыграл финальные перестрелки из своего романа "Месяц Аркашон".
Для того, чтобы попасть в эти темные, сырые, с запахом плесени, коридоры, следует записаться на экскурсию. По одиночке внутрь не пускают.
Так как мы с Элькой слегка припозднились, мне выпала экскурсия на французском. Её вела молодая девушка с красивыми, длинными волосами, что-то говорившая поставленным голосом.
И пока туристы слушали её, я рассматривал готические примитивы на сводах базилики Св. Эмилия, написанные древней, выцветшей охрой.
Видел я и нишу, в которой, якобы, помещалась келья Святого и куда следует садиться бесплодным женщинам, мечтающим зачать, а потом посылающим сюда письма со всего света с благодарностями.
После этой базилики мы пошли в подземную церковь с высокими сводами и остатками древней лепнины, среди которой (а почти ничего же не сохранилось) мне особенно понравились два стремящихся друг на встречу другу каменных ангела.
Огромные колонны поддерживают своды, а сами колонны поддерживают сложные конструкции, перераспределяющие вес камня, из-за чего внутренние пространства церкви кажутся особенно таинственными.
Да, меня дико удивило, что один из пределов Храма украшен копией рублёвской "Троицы".
Мне бы хотелось описать туристов, с которыми я лазил по подземельям. Этих мужчин и женщин, особенности их поведения, удивлённые физиономии японцев и китайцев, щёлкающих фотоаппаратами, несмотря на все запреты, без вспышки. Но для этого нужно отдельную повесть писать.
Элина всё это время, пока шла экскурсия, сидела в кафе на центральной площади и работала за компьютером.
Когда я вылез из темноты, мы пошли гулять по остаткам многочисленных монастырей, с прямоугольными внутренними двориками, украшенными по периметру рядами готических арок, нишами с могильными камнями и кенотафами. Руинами, оставшимися после Столетней войны.
Мы говорили с Элькой о наших общих знакомых (благо их набирается великое множество), о подлости людской и о людском благородстве, рассказывали друг другу какие-то истории из жизни, почти как на романтическом свидании.
Город то вставал на цыпочки, то опускался на колени, предлагая виды, разбегающиеся от Сент-Эмильона в разные стороны - снова виноградники, деревни и отдельные хутора с ренессансными шато, над которыми висит роскошное небо, словно бы заимствованное с фресок Тьеполо; и как же его не сфотографировать?
Бонус
Отрывок из поэмы Авсония "Мозелла"
Пышность иную пускай нам покажет осмотр винограда,
Вакха подарки пусть наш блуждающий взор потревожат.
Длинный подъем до вершины холма над самою кручей,
Скалы и солнечный склон горы, кривизны и извивы -
Все виноградник сплошной, выходящий природным театром.
Так-то Гавранский хребет} драгоценным покрыт виноградом
Или Родопа, своим так Лиэем Пангеи блистают.
Так зеленеет и холм Измарский} над морем фракийским,
Бледную так и мои виноградники красят Гарумну.
Сплошь вся покатость холмов до самой последней вершины -
Берег усеян реки зеленеющим всюду Лиэем...
Да и не только людей восхищают такие картины.
Я и в сатиров готов полевых и в наяд сероглазых
Верить, что к этим они берегам сбегаются часто;
Резвые шалости их козлоногих панов тревожат;
Скачут по мелям они и сестер под водою пугают
Робких и бьют по текучей воде неумелым ударом
Часто, награбив с холмов виноградных кистей, и речная
Здесь Панопея с толпой ореад, постоянных подружек,
От деревенских божков убегает, распущенных фавнов.
В час же, когда среди неба стоит золотистое солнце,
К заводи общей сатиры и сестры речные, собравшись
Вместе, ведут, говорят, хороводы свои: в это время
Зной им палящий дает от очей человека укрыться.
Тут на родимой воде, играя, прыгают нимфы,
Тащат сатиров на дно и от этих пловцов неумелых
Вдруг убегают из рук, а те понапрасну хватают
Скользкие члены и влагу одну вместо тела лелеют.
Этому, впрочем, свидетелей нет, и глаза не видали...
Вот чем, однако же, все насладиться свободны: тенистый
В светлой реке отражается холм; весь в зелени, словно
Влага речная, поток, сдается, порос виноградом.
Что за оттенок воде придает вечернею тенью
Геспер, когда опрокинет в Мозеллу зеленую гору!
Плавают все, качаясь, холмы, дрожит виноградник
Мнимый, в прозрачных волнах отражаются кисти, разбухнув..
