|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-11-23 03:12:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Туман
В осенний горчащий жаром хамсин вторгается со стороны моря холодный пар. Во время отлива возникают волны и когда ты заходишь в воду они кажутся больше, чем когда ты возвращаешься из воды.
За какую-то четверть часакромешная мгла ватный непроницаемый свет накрывает Иерусалим Тель-Авив, отрезая по кусочку от отелей на набережной и баухаусных кварталов, словно бы придавленных повышенной влажностью.
Небо накручивает сладкую вату и запускает её в лабиринты улиц.
Кажется, что поедая дым, небоскрёбы чавкают, но это просто машина проехала мимо пляжа, шаркнув на прощание шинами.
Первым в пелене скрывается Яффо и набережная возле бывшего порта; торт отрезается по краям, дальше больше, вот уже «Дом Оперы» стачивает очертания о клубящиеся, центростремительные (направляющиеся в центр и рассеивающиеся на Ротшильда) потоки, каждый из которого, вихрастый и взвинченный внутренней пружиной, движется с ощутимой (видимой) мультипликационной грацией.
Море меняет цвет, точно глубина выходит наружу, вслед за прохладными ветерками; солнце плавит окружающую перистую облачность, прожигает в ней дыру, то появляясь, то вновь пропадая.
Вместе с солнцем то возникают, то становятся едва ощутимыми очертания Яффо с колокольней, в тумане принимающей католичество, Кинг Давид и Шаратон.
Едва солнце усиливается, Средиземное море погружается в ночь – столь силён контраст между белым обликом вновь обретённых построек и, отныне и на какое-то время, непроницаемой скатертью у линии горизонта.
Но отдыхающих мгновенная перемена природной участи никак не влияет.
Пока вода у побережья теплей парного молока продолжается медленное ноябрское лето.
В осенний горчащий жаром хамсин вторгается со стороны моря холодный пар. Во время отлива возникают волны и когда ты заходишь в воду они кажутся больше, чем когда ты возвращаешься из воды.
За какую-то четверть часа
Небо накручивает сладкую вату и запускает её в лабиринты улиц.
Кажется, что поедая дым, небоскрёбы чавкают, но это просто машина проехала мимо пляжа, шаркнув на прощание шинами.
Первым в пелене скрывается Яффо и набережная возле бывшего порта; торт отрезается по краям, дальше больше, вот уже «Дом Оперы» стачивает очертания о клубящиеся, центростремительные (направляющиеся в центр и рассеивающиеся на Ротшильда) потоки, каждый из которого, вихрастый и взвинченный внутренней пружиной, движется с ощутимой (видимой) мультипликационной грацией.
Море меняет цвет, точно глубина выходит наружу, вслед за прохладными ветерками; солнце плавит окружающую перистую облачность, прожигает в ней дыру, то появляясь, то вновь пропадая.
Вместе с солнцем то возникают, то становятся едва ощутимыми очертания Яффо с колокольней, в тумане принимающей католичество, Кинг Давид и Шаратон.
Едва солнце усиливается, Средиземное море погружается в ночь – столь силён контраст между белым обликом вновь обретённых построек и, отныне и на какое-то время, непроницаемой скатертью у линии горизонта.
Но отдыхающих мгновенная перемена природной участи никак не влияет.
Пока вода у побережья теплей парного молока продолжается медленное ноябрское лето.
