| [ |
music |
| |
Шуберт. Сонаты. Рихтер |
] |
То, что грядёт, я понял уже подходя к БЗК, когда меня нагонял со спины человек со знакомым голосом, говоривший кому-то в трубку, что он до девяти на концерте.
Это был Спиваков, ага, понятно.
Ажитация настигала уже на ступеньках центрального входа, рябившего от сытых, знакомых лиц и лимузинов, искателей лишнего билетига (ага, щас) и благородных экспатов.
Внутри же было почти как всегда, разве что охраны немного побольше, а шума большой перемены меньше; впрочем, возможно, оттого, что пришёл я заблаговременно, сел на втором ряду второго амфитеатра, куда со временем накопились и другие журналисты, рассаженные устроителями в одно место.
Окончательно всё стало понятно когда на первый ряд, прямо перед мной, села Ольга Ростропович, сама в это время проводящая в Москве большой фестиваль – уж если она сидела в амфитеатре (при том, что визит Оркестра был посвящён ещё и памяти её отца), что говорить о простых смертных?
На генеральских местах в шестом ряду сидели, с одной стороны, Примаков и Соколов (все более и более похожий на партийного функционера хрущёвских времён), с другой – Спиваков, который весь концерт не отрывал глаз от пластики Мути (я решил, что снимает жесты), дальше Швыдкой, произнесший спич, претендующий на остроумие (всех обаять, причём срочно), американский посол и прочие шишаки.
После антракта к ним присоединилась Антонова, в первом отделении томившаяся в десятом ряду, большая, видимо, любительница Шостаковича.
А у нас, на полатях, кипела своя жизнь, уплотняясь как после революции в Пятьсот Весёлом; в проходе рядом всё кружила, перепархивая с места на место карлица с горбом, наконец, согнанная Ольгой Ростропович и тем успокоившаяся – поняв, что если уж такие люди тут сидят, то ей более ловить нечего, она вытащила из авоськи раскладной стульчик.
Да, а перед этим, узнав дочь великих родителей, шумно восхитилась фестивалем (довольно искренне, я бы тоже, может, хотел восхититься, если бы смог преодолеть врожденную застенчивость) и спросила сколько стоит Ольгин билет.
Та показала, вытащив из сумочки.
Собеседница смолкла.
Потупилась.
Сжалась.
Почему стало понятно когда, слегка припозднившись, пришёл Ольгин муж, холёный смугло чернявый бизнесмен в тёмном дорогом костюме (марку часов не разглядел) и выложил на барьер амфитеатра недорогую Нокию и билет за 6000!
Надо сказать, мне очень понравилось, как вела себя Ольга Мстиславовна, которую многие узнавали и благодарили за программы, коими она занимается. Ростропович была мила, внимательна, доступна и лишена даже намёка на снобизм и высокомерие.
Она точно с внутренним смирением несла (несёт) этот крест дочки великих родителей, живо реагировала на музыку, расплакалась во время Пятой, незаметно выскользнув в конце концерта из зала, да и вообще старалась не привлекать к себе внимания – оно, чужое внимание, само её легко находило.
Народ всё пребывал и пребывал, столбясь в проходах и подпирая с краёв уже сидящих; так мы и слушали Чикагский симфонический, с сжатыми коленами непоправимо светского события; тем более, что концерт начали с приветственных речей Посла, Швыдкого и Мэра Чикаго, опоздав со звучанием минут на двадцать.
Когда, наконец, зазвучала увертюра – сочинение Дмитрия Смирнова живущего в Лондоне, в больших окнах, расположенных над овалами с портретами композиторов, появились парни, которые видно было как спускаются с боковой, вне зрения, лестницы, спрыгивают на кровлю (их, кстати, первой заметила Ольга Мстиславовна) и начинают заглядывать в окна, прижимая лица к стеклу до полной расплющенности носа, вероятно, в поисках лучшей видимости.
Надеюсь, это были не террористы.
( мы живём по собою не чуя страны )
|