"Беляеву-Гитовту надо был дать премию Лени Рифеншталь!". Мнение Бакшейна, Ковалева и Ерофеева.


Андрей Ерофеев:

"Беляев вполне откровенно говорит о себе как о противнике современного искусства в идеологическом смысле, он сторонник восстановления государственного большого стиля, тоталитарного неоакадемизма, слегка подправленного в коммерческом духе. Он также сторонник ультраправых националистических политических идей. Я считаю, что премия имени Кандинского такому человеку присуждена быть не может. Я считаю, что ему следовало бы дать премию имени Лени Рифеншталь. Я очень сожалею, что так произошло, и мы дискредитировали себя".


Иосиф Бакштейн:

"Меня удивило, что жюри выделило работу столь ангажированного художника, причем ангажированного на ультраправом фланге. Это неизбежно придает решению жюри в целом политический оттенок, чего они, возможно, и не имели в виду. Мне брутальная эстетика Гинтовта не близка, но дело не в этом — безусловно, его высказывания представляют собой апологию самых мрачных страниц российской истории. И ирония здесь не просматривается. Мой опыт наблюдения за художественным процессом говорит о том, что при такой политической ориентации эстетическая составляющая страдает. Я должен сказать, что современное русское искусство традиционно придерживается политической ориентации на левом фланге. И оно всегда гуманистически ориентировано. Чего нет в этом случае. Можно, конечно, рассматривать его слова как экстравагантный художественный жест, но такого рода действия наносят ущерб репутации художника, а решение жюри может быть истолковано как солидарность с его позициями".


Андрей Ковалев:

"Я это воспринял с глубоким удовлетворением. Тайное, что называется, стало явным. Стремительная фашизация правящего класса стала очевидной. Очень все похоже на 1933 год в Германии. Карты раскрылись, и раскрылись они на нашей территории — территории современного искусства. Потому что всякие глобальные вещи делаются часто сначала среди нас, убогоньких, на нашем скромном рынке. А вот потом… Получается как бы уже можно! Поэтому, должен сказать, я писал про Беляева прежде несколько снисходительно, а вот теперь мне все страшнее и страшнее. То, что казалось шуткой (пусть не невинной, но острой), фашизоидной игрой (как это было лет восемь назад), становится реальностью. Потому что все дело в контексте. Реальность начинает выстраиваться по схеме, нарисованной художником, и тут у него два пути: в ужасе бежать или восхвалять свою прозорливость. Беляев — криптофашист в стиле Дугина, к которому он близок. Вот тут неизвестно: мы как, подаем руку Дугину или нет? И неизвестно вот еще что: мы художников считаем священными идиотами, которым позволяется любая «нетрадиционная политическая ориентация», или же мы их считаем ответственными гражданами? Особенно мне интересно то, что выдвинут Беляев самой богатой московской галереей — галереей «Триумф», которая отражает эстетические и политические интересы правящего класса. Причем в эстетической области все это проявляется более откровенно. Олигарх не выйдет на трибуну и не скажет того, что сказано в беляевских работах. Но в искусстве якобы свобода".


Анатолий Осмоловский:

"У меня нет проблем с политическими взглядами художника. Они могут быть любыми. Просто за взгляды надо отвечать перед гражданским обществом, а за эстетику — перед художественным сообществом. Эзра Паунд за свой фашизм сидел в тюрьме. И это правильно. Человек с фашистскими взглядами может получить премию за свое искусство и сидеть в тюрьме. Но в случае с Беляевым-Гинтовтом просто нет художественного результата. Удивительно, как он вообще куда-то попал. На мой взгляд, скандальность попадания Гинтовта в шорт-лист связана отнюдь не с его политическими воззрениями — откровенно инфантильными и старомодными, — а с его художественной продукцией. Эстетическая форма, с которой пытается работать Гинтовт, — это смесь наивного модернизма и низкопробного агитпропа, не позволяющих в полной мере отнести ее собственно к искусству. Все это казалось вполне очевидным вплоть до знаменательного выбора жюри. Но нет худа без добра. Актуализация этой «эстетики» — хороший политический симптом современной России, или, вернее, эстетических воззрений ее художественной критики. Но не стоит особенно переживать тот факт, что выбор жюри обнажил серьезнейшие проблемы невнятной ценностной ориентации российской художественной критики. Наоборот, этот выбор должен стимулировать более серьезную аналитическую работу. Ибо настоящая работа в России начинается от остро ощущаемой опасности.

Интервью взяла Катя Деготь. Материалы с портала: http://www.openspace.ru/art/projects/160/details/6106/