|
|
Пишет plucer (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} plucer)@ 2010-11-30 11:55:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Марина Перчихина: «Война как немое кино».
Художница Марина Перчихина.
Чарли Чаплин, живой, в скачущем ритме черно-белой пленки двигается геморроидальной походкой одновременно по территории двух стран – интимная ось тела над пограничной линией. По обе стороны – полицейские, беспомощные и униженные неподвластностью ситуации.
Это может быть эпиграфом к деятельности Войны, не только смысловым, но и эстетическим ключом их акций.
Немое кино должно быть хорошо известно основателям группы (в Музее Кино они когда-то работали). Но время иное, коротких титров и импровизаций тапера кажется недостаточно, только массированный постмодернистский поток речи, перемежающей структуралистскую лексику, мифы народов мира и все известные жаргоны, способен вынести прозрачные гэги в топ медийного пространства.
Попытаюсь посмотреть на «Дворцовый переворот» не через речь Алексея Плуцера-Сарно, (заведующего литературной частью паратеатральной институции под названием Война), а через немое черно-белое кино, возникающее в сознании наперекор многословной цветной документации.
Группа туристов перед воротами Михайловского замка, оживленно переговариваются, на что-то указывают, потом крупные планы лиц, выражающих изумление и ужас - в титрах идет краткая история архитектурного памятника как места гибели императора Павла. Монтажный стык – юная хрупкая женщина и ребенок, катающий мяч по газону.
Две пары рук растягивают цепь и защелкивают ее на воротах замка.
Мячик катится с газона на улицу и закатывается под припаркованный милицейский автомобиль. Группа туристов идет по улице, приближается к автомобилю, под который закатился мячик. Женщина с плачущим ребенком активно жестикулирует. Молодые люди подходят к автомобилю заглядывают под него, потом подхватывают его за днище, раскачивают и переворачивают набок. Открывается закатившийся мячик. Один из юношей достает его и вручает ребенку. Все радостно улыбаются, туристы продолжают свой путь, женщина и ребенок возвращаются на газон и продолжают игру.
Появляется финальнй титр «Помог ребенку – помоги стране».
Рваный ритм, гипертрофированная выразительность жеста, смех, порождаемый несоразмерностью причин и следствий. Несколько выпадает из жанра только финальный слоган. Он отсылает к социальной рекламе, советскому плакату и стратегии субверсивной аффирмации, (см. мой анализ акции в Биологическом музее. http://plucer.livejournal.com/60121.html)
Если просматривать трехлетнюю историю "Войны", видно движение от многослойных субверсивных стратегий к минимализму жеста и действия.
«Воспитание мента в его доме», http://plucer.livejournal.com/88685.html акция 2008 года, откровенно построена на той же субверсивной аффирмации. Подростки-активисты приходят в отделение милиции с гигантским изображением нового президента и учат верноподданническим жестам милиционеров. Столь же откровенно она принадлежит и эстетике великого немого, и даже использует классический аксессуар – пачкающий кремом торт.
К тому же ряду принадлежит и акция в Ашане «Памяти декабристов» http://plucer.livejournal.com/97416.html.
Но и эта стратегия не так далеко уходит от немого кино. В действиях Чарли из «Диктатора», старательно повторяющего жесты Адольфа, обнаружится тот же прием субверсивной аффирмации, когда критическим эффект порождается чрезмерным уподоблением.
«ДТП» у Таганской прокуратуры. http://plucer.livejournal.com/92836.html,
на мой взгляд не самая сильная акция, но единственная наблюденная вживую, причем, волею обстоятельств, с двух позиций.
Опаздывая к началу, оказываюсь водителем автомобиля, вынужденным тормозить и наблюдать алогичные события, перекрывающие движение: из кузова «Газели», столкнувшейся с легковушкой, выпрыгивает молодежь в новеньких спортивных костюмах. Из неприметных «Жигулей» появляется гигант в сером коротком пальто и черном цилиндре с красным мегафоном в руках. Молодежь, вместо ожидаемого бесчинства, начинает физкультурную разминку под команды красного мегафона, оккупируя таким образом всю проезжую часть. Далее, припарковавшись, начинаю видеосъемку и наблюдаю уже «изнутри», перебегая между физкультурниками и машинами. Ситуация провоцирует на такие ракурсы и монтажные переходы, что вскоре оказываюсь под чьим-то бампером, чтобы поймать в нужном ракурсе активистов-физкультурников и взять крупный план изумленного лица водителя. Такая экспрессия совершенно не свойственна ни видео, как жанру, ни мне, как художнику, но внутренний ритм действия отсылает к раннему Эйзенштейну и Протазанову. Комическое столкновение транспорта, сыплющиеся из кузова физкультурники, дергающиеся движения и рваная речь слоганов, - стилистика массовых действ начала 20-го века, позднего футуризма и раннего ЛЕФа, - в центре Москвы в начале века 21-го. Только отсутствие светового луча и простыни киноэкрана несколько осложняет прочтение этого художественного языка.
Художественная продукция Войны - съемочная площадка – с операторами, осветителями, реквизиторами, актерами, массовкой, выстроенная в полном объеме реальности с уверенностью, что кино монтируется и проецируется само - в каждой зрительской голове.
Первая акция группы Война, не состоявшаяся в июле 2007 года ошарашила пришедшим на е-мейл прессрелизом. Отправители были абсолютно незнакомы. Повеяло чем-то действительно сильным и интересным в жирной московской затхлости того года.
"Группа Война, Дмитрий Александрович Пригов.
Акция "Группа Война занимается только неквалифицированным трудом". В субботу 7 июля на цокольном этаже общежития ДСВ МГУ Война посадит Д. А. Пригова в монументальный советский шкаф. В течение дня шкаф с поэтом будет поднят по лестнице на последний этаж 22-х этажного здания - под непрерывный диалог Дмитрия Александровича с собственными записями. Широко известно, что единственной работой, не позволяющей уронить и деконструировать человеческую честь, является работа грузчика - перемещение тяжелых предметов в пространстве. Исторически развиваясь, тщеславный человек перестал удовлетворяться физической тяжестью; давно появились предпосылки и условия для занятий - что спортом, что фитнесом, - но художник продолжает считать поднятие тяжестей, называемых духовными, более увлекательным. Глядите, поднимается копье, кисть и перо, автомат и фотоаппарат; и то, что ты можешь поднять, квалифицирует тебя. Если раньше я поднимал интуитивно, повинуясь озарениям или строгому окрику, то теперь притворяюсь, думая, что и как следует поднимать. В результате поднятие приводит к жестокой херне или же, наоборот, к вялому безобразию. Человек давно стремился ограничить свой "труд" нажатием кнопки или имитацией такого нажатия. Так ему, наверное, и надо. 7 июля Война забудет про всякие квалификации и потащит дубовый шкаф наверх по лестнице общежития. А думает пусть Дмитрий Александрович внутри".
Но далее все развернулось трагически. Смерть Дмитрия Александровича повергла в глубокую депрессию все разношерстное арт-сообщество.
Через сорок дней пришла другая рассылка - «Пир», сороковины Дм. Ал. Пригова в вагоне кольцевой линии метро. Сразило. И рифмовалось с одной из последних работ Дм. Александровича - «Подземные звери жмутся к людям». И еще живо представилось самое главное в этой акции, ее закадровый финал - пустой вагон с накрытым столом, громыхающий по кругу в темном туннеле.
Сегодня позиция Войны абсолютно соответствует безнадежному и торжествующему проходу Чарли Чаплина над линией границы, их отвергают и политические активисты, и художники. Первые в лучшем случае считают их чрезмерно эгоцентричным http://grani.ru/blogs/free/entries/1836
для истинных борцов-оппозиционеров, и нередко - вредными элементами, профанирующими настоящее сопротивление, а иногда еще хуже, провокаторами.
Вторые попросту отказывают им в художественности формы, даже если склонны поддерживать политическое содержание их активности.
Пожалуй, только один текст, исходящий как раз от политической оппозиции, достаточно полно описывает феномен их акций как художественных, и подтверждает принадлежность Войны к территории искусства, а не реальной политики:
«Дворцовый переворот» или «Штурм Белого дома» - имитация революции, так же как и символический «погром» химкинской администрации антифашистами, как и любая акция гражданского неповиновения. Когда протестующие перекрывают автотрассу или символически захватывают административное здание, они делают, в сущности, то же самое, что и группа «Война». Все это - лишь театрализованные действа, апеллирующее к «праву народа на восстание» в условиях, когда слабость движения не позволяет прибегнуть к более действенным методам…
Война лишь доводит акционизм, это оружие слабых, до предела, до технической виртуозности, до артистизма, однако сама художественность этого бунта нагляднее всего демонстрирует его ограниченность и иллюзорность» http://www.rabkor.ru/authored/10824.htm
Но большинство российских художников, даже вполне «современных» просто отказывается признавать за ними статус художников, как, впрочем, и за Олегом Мавроматти.
Перформансные и акционистские практики фактически остаются нелегитимным жанром для большинства профессионалов, как бы дико это не звучало. В российском арт мире так и не произошла та затяжная революция 68-го, которая прочертила границу между «модерн» и «контемпорари» арт, не смену стиля, а смену всего понимания искусства и его видов. Это конец эпохи картины и скульптуры в архитектурном пространстве и начало тотальной экспансии тела художника в пространство реальности. Экспансия захлебнулась к миллениуму. Ее следы поглощены арт-институциями, ее технологии апроприированы масс-медиа, дизайном и политикой. Но возврата нет.
То, что называют «паратеатральными формами» современного визуального искусства продолжает не только музеефицироваться, но и осуществляться наперекор музеям. Последняя акция Олега Мавромати и деятельность Войны очень разные по жанрам, но сильные этому доказательства. Это не политический ультиматум и не хулиганство, а художественные произведения, даже если они и включают в себя элементы того или другого. В конечном итоге и ситуация преследования по статье 282, в которой оказался Олег Мавромати, автор перформанса «Свой/Чужой», и «хулиганские действия» в «Дворцовом перевороте» Войны становятся элементами художественного языка.
Просто потому, что целью и результатом их действий в реальности является не ее кардинальное изменение, а ее переосмысление, называние вещей, продуцирование смыслов, в отличие от политики, продуцирующей власть.
И под конец, поразительная цитата, найденная в дискуссии в ЖЖ Плуцера,
где природу перформанса много профессиональнее художников и критиков трактует человек от искусства далекий, выступая в политическом споре. (Фамилия оппонента автора заменяется при чтении на Вашу, читатель).
«Итак, группа Война задает вам вопрос - почему вы не хотите смотреть "сам как сам» Если хуй нарисован так, чтобы его видело ФСБ, это не значит, что смысл акции "Хуй-ФСБ!". Смысл акции - это Морозов перед разведенным мостом, хуй тебе Морозов, а не мост - начинай строить свои мосты, лодки, плоты или возвращайся себе к ФСБ! Точно так же и с переворотом машины. Вы, Морозов, забыли детский мячик. Маленький мячик из детства, закатившийся под машину. Вы помните его? А попытки его достать, в таких неловких позах. Разве сегодня вы своими текстами не пытаетесь "достать закатившийся мячик?" Каждый раз, пытаясь при этом не перемазаться ни в земляной пыли, ни в мазуте со дна машины - и достать таки? И каждый раз - то коленки в пыли, то рукав в соляре - разве нет? Александр, акция по доставанию мячика - самая трогательная на свете. …Так смотреть то надо самому "для себя"- в этом принцип перфоманса, театр без "критики". Иногда это называют "принципом соучастия"...». Алексей Синельников. Цитата по: http://plucer.livejournal.com/304378.htm
Все время мучает вопрос, почему многие художники, даже те, кто сам работает в области перформанса и акции, отказывают Войне в статусе искусства. Только заглянув внутрь собственного «художественного я» обнаруживаю возможный ответ. Кажется, что, признав правоту за Войной, максимальную адекватность их жеста сегодняшней реальности в самом широком ее понимании, должно перечеркнуть себя, как искусство слабое и неуместное. Но есть и другой поворот мысли, благодаря которому ценю практику Войны - благодарность, что они делают вместо меня то, что я не могу и оставляют возможность осуществлять «тихие практики» не мучаясь невысказанным.
Источник – журнал художника Марины Перчихиной: http://mpmouse.livejournal.com/120219.ht
Сбор подписей в поддержку арт-группы Война идет здесь: http://patriofil.ru/publ/1-1-0-16
Хочешь помочь Войне - http://free-voina.org/help
Художница Марина Перчихина.
Чарли Чаплин, живой, в скачущем ритме черно-белой пленки двигается геморроидальной походкой одновременно по территории двух стран – интимная ось тела над пограничной линией. По обе стороны – полицейские, беспомощные и униженные неподвластностью ситуации.
Это может быть эпиграфом к деятельности Войны, не только смысловым, но и эстетическим ключом их акций.
Немое кино должно быть хорошо известно основателям группы (в Музее Кино они когда-то работали). Но время иное, коротких титров и импровизаций тапера кажется недостаточно, только массированный постмодернистский поток речи, перемежающей структуралистскую лексику, мифы народов мира и все известные жаргоны, способен вынести прозрачные гэги в топ медийного пространства.
Попытаюсь посмотреть на «Дворцовый переворот» не через речь Алексея Плуцера-Сарно, (заведующего литературной частью паратеатральной институции под названием Война), а через немое черно-белое кино, возникающее в сознании наперекор многословной цветной документации.
Группа туристов перед воротами Михайловского замка, оживленно переговариваются, на что-то указывают, потом крупные планы лиц, выражающих изумление и ужас - в титрах идет краткая история архитектурного памятника как места гибели императора Павла. Монтажный стык – юная хрупкая женщина и ребенок, катающий мяч по газону.
Две пары рук растягивают цепь и защелкивают ее на воротах замка.
Мячик катится с газона на улицу и закатывается под припаркованный милицейский автомобиль. Группа туристов идет по улице, приближается к автомобилю, под который закатился мячик. Женщина с плачущим ребенком активно жестикулирует. Молодые люди подходят к автомобилю заглядывают под него, потом подхватывают его за днище, раскачивают и переворачивают набок. Открывается закатившийся мячик. Один из юношей достает его и вручает ребенку. Все радостно улыбаются, туристы продолжают свой путь, женщина и ребенок возвращаются на газон и продолжают игру.
Появляется финальнй титр «Помог ребенку – помоги стране».
Рваный ритм, гипертрофированная выразительность жеста, смех, порождаемый несоразмерностью причин и следствий. Несколько выпадает из жанра только финальный слоган. Он отсылает к социальной рекламе, советскому плакату и стратегии субверсивной аффирмации, (см. мой анализ акции в Биологическом музее. http://plucer.livejournal.com/60121.html)
Если просматривать трехлетнюю историю "Войны", видно движение от многослойных субверсивных стратегий к минимализму жеста и действия.
«Воспитание мента в его доме», http://plucer.livejournal.com/88685.html акция 2008 года, откровенно построена на той же субверсивной аффирмации. Подростки-активисты приходят в отделение милиции с гигантским изображением нового президента и учат верноподданническим жестам милиционеров. Столь же откровенно она принадлежит и эстетике великого немого, и даже использует классический аксессуар – пачкающий кремом торт.
К тому же ряду принадлежит и акция в Ашане «Памяти декабристов» http://plucer.livejournal.com/97416.html.
Но и эта стратегия не так далеко уходит от немого кино. В действиях Чарли из «Диктатора», старательно повторяющего жесты Адольфа, обнаружится тот же прием субверсивной аффирмации, когда критическим эффект порождается чрезмерным уподоблением.
«ДТП» у Таганской прокуратуры. http://plucer.livejournal.com/92836.html,
на мой взгляд не самая сильная акция, но единственная наблюденная вживую, причем, волею обстоятельств, с двух позиций.
Опаздывая к началу, оказываюсь водителем автомобиля, вынужденным тормозить и наблюдать алогичные события, перекрывающие движение: из кузова «Газели», столкнувшейся с легковушкой, выпрыгивает молодежь в новеньких спортивных костюмах. Из неприметных «Жигулей» появляется гигант в сером коротком пальто и черном цилиндре с красным мегафоном в руках. Молодежь, вместо ожидаемого бесчинства, начинает физкультурную разминку под команды красного мегафона, оккупируя таким образом всю проезжую часть. Далее, припарковавшись, начинаю видеосъемку и наблюдаю уже «изнутри», перебегая между физкультурниками и машинами. Ситуация провоцирует на такие ракурсы и монтажные переходы, что вскоре оказываюсь под чьим-то бампером, чтобы поймать в нужном ракурсе активистов-физкультурников и взять крупный план изумленного лица водителя. Такая экспрессия совершенно не свойственна ни видео, как жанру, ни мне, как художнику, но внутренний ритм действия отсылает к раннему Эйзенштейну и Протазанову. Комическое столкновение транспорта, сыплющиеся из кузова физкультурники, дергающиеся движения и рваная речь слоганов, - стилистика массовых действ начала 20-го века, позднего футуризма и раннего ЛЕФа, - в центре Москвы в начале века 21-го. Только отсутствие светового луча и простыни киноэкрана несколько осложняет прочтение этого художественного языка.
Художественная продукция Войны - съемочная площадка – с операторами, осветителями, реквизиторами, актерами, массовкой, выстроенная в полном объеме реальности с уверенностью, что кино монтируется и проецируется само - в каждой зрительской голове.
Первая акция группы Война, не состоявшаяся в июле 2007 года ошарашила пришедшим на е-мейл прессрелизом. Отправители были абсолютно незнакомы. Повеяло чем-то действительно сильным и интересным в жирной московской затхлости того года.
"Группа Война, Дмитрий Александрович Пригов.
Акция "Группа Война занимается только неквалифицированным трудом". В субботу 7 июля на цокольном этаже общежития ДСВ МГУ Война посадит Д. А. Пригова в монументальный советский шкаф. В течение дня шкаф с поэтом будет поднят по лестнице на последний этаж 22-х этажного здания - под непрерывный диалог Дмитрия Александровича с собственными записями. Широко известно, что единственной работой, не позволяющей уронить и деконструировать человеческую честь, является работа грузчика - перемещение тяжелых предметов в пространстве. Исторически развиваясь, тщеславный человек перестал удовлетворяться физической тяжестью; давно появились предпосылки и условия для занятий - что спортом, что фитнесом, - но художник продолжает считать поднятие тяжестей, называемых духовными, более увлекательным. Глядите, поднимается копье, кисть и перо, автомат и фотоаппарат; и то, что ты можешь поднять, квалифицирует тебя. Если раньше я поднимал интуитивно, повинуясь озарениям или строгому окрику, то теперь притворяюсь, думая, что и как следует поднимать. В результате поднятие приводит к жестокой херне или же, наоборот, к вялому безобразию. Человек давно стремился ограничить свой "труд" нажатием кнопки или имитацией такого нажатия. Так ему, наверное, и надо. 7 июля Война забудет про всякие квалификации и потащит дубовый шкаф наверх по лестнице общежития. А думает пусть Дмитрий Александрович внутри".
Но далее все развернулось трагически. Смерть Дмитрия Александровича повергла в глубокую депрессию все разношерстное арт-сообщество.
Через сорок дней пришла другая рассылка - «Пир», сороковины Дм. Ал. Пригова в вагоне кольцевой линии метро. Сразило. И рифмовалось с одной из последних работ Дм. Александровича - «Подземные звери жмутся к людям». И еще живо представилось самое главное в этой акции, ее закадровый финал - пустой вагон с накрытым столом, громыхающий по кругу в темном туннеле.
Сегодня позиция Войны абсолютно соответствует безнадежному и торжествующему проходу Чарли Чаплина над линией границы, их отвергают и политические активисты, и художники. Первые в лучшем случае считают их чрезмерно эгоцентричным http://grani.ru/blogs/free/entries/1836
для истинных борцов-оппозиционеров, и нередко - вредными элементами, профанирующими настоящее сопротивление, а иногда еще хуже, провокаторами.
Вторые попросту отказывают им в художественности формы, даже если склонны поддерживать политическое содержание их активности.
Пожалуй, только один текст, исходящий как раз от политической оппозиции, достаточно полно описывает феномен их акций как художественных, и подтверждает принадлежность Войны к территории искусства, а не реальной политики:
«Дворцовый переворот» или «Штурм Белого дома» - имитация революции, так же как и символический «погром» химкинской администрации антифашистами, как и любая акция гражданского неповиновения. Когда протестующие перекрывают автотрассу или символически захватывают административное здание, они делают, в сущности, то же самое, что и группа «Война». Все это - лишь театрализованные действа, апеллирующее к «праву народа на восстание» в условиях, когда слабость движения не позволяет прибегнуть к более действенным методам…
Война лишь доводит акционизм, это оружие слабых, до предела, до технической виртуозности, до артистизма, однако сама художественность этого бунта нагляднее всего демонстрирует его ограниченность и иллюзорность» http://www.rabkor.ru/authored/10824.htm
Но большинство российских художников, даже вполне «современных» просто отказывается признавать за ними статус художников, как, впрочем, и за Олегом Мавроматти.
Перформансные и акционистские практики фактически остаются нелегитимным жанром для большинства профессионалов, как бы дико это не звучало. В российском арт мире так и не произошла та затяжная революция 68-го, которая прочертила границу между «модерн» и «контемпорари» арт, не смену стиля, а смену всего понимания искусства и его видов. Это конец эпохи картины и скульптуры в архитектурном пространстве и начало тотальной экспансии тела художника в пространство реальности. Экспансия захлебнулась к миллениуму. Ее следы поглощены арт-институциями, ее технологии апроприированы масс-медиа, дизайном и политикой. Но возврата нет.
То, что называют «паратеатральными формами» современного визуального искусства продолжает не только музеефицироваться, но и осуществляться наперекор музеям. Последняя акция Олега Мавромати и деятельность Войны очень разные по жанрам, но сильные этому доказательства. Это не политический ультиматум и не хулиганство, а художественные произведения, даже если они и включают в себя элементы того или другого. В конечном итоге и ситуация преследования по статье 282, в которой оказался Олег Мавромати, автор перформанса «Свой/Чужой», и «хулиганские действия» в «Дворцовом перевороте» Войны становятся элементами художественного языка.
Просто потому, что целью и результатом их действий в реальности является не ее кардинальное изменение, а ее переосмысление, называние вещей, продуцирование смыслов, в отличие от политики, продуцирующей власть.
И под конец, поразительная цитата, найденная в дискуссии в ЖЖ Плуцера,
где природу перформанса много профессиональнее художников и критиков трактует человек от искусства далекий, выступая в политическом споре. (Фамилия оппонента автора заменяется при чтении на Вашу, читатель).
«Итак, группа Война задает вам вопрос - почему вы не хотите смотреть "сам как сам» Если хуй нарисован так, чтобы его видело ФСБ, это не значит, что смысл акции "Хуй-ФСБ!". Смысл акции - это Морозов перед разведенным мостом, хуй тебе Морозов, а не мост - начинай строить свои мосты, лодки, плоты или возвращайся себе к ФСБ! Точно так же и с переворотом машины. Вы, Морозов, забыли детский мячик. Маленький мячик из детства, закатившийся под машину. Вы помните его? А попытки его достать, в таких неловких позах. Разве сегодня вы своими текстами не пытаетесь "достать закатившийся мячик?" Каждый раз, пытаясь при этом не перемазаться ни в земляной пыли, ни в мазуте со дна машины - и достать таки? И каждый раз - то коленки в пыли, то рукав в соляре - разве нет? Александр, акция по доставанию мячика - самая трогательная на свете. …Так смотреть то надо самому "для себя"- в этом принцип перфоманса, театр без "критики". Иногда это называют "принципом соучастия"...». Алексей Синельников. Цитата по: http://plucer.livejournal.com/304378.htm
Все время мучает вопрос, почему многие художники, даже те, кто сам работает в области перформанса и акции, отказывают Войне в статусе искусства. Только заглянув внутрь собственного «художественного я» обнаруживаю возможный ответ. Кажется, что, признав правоту за Войной, максимальную адекватность их жеста сегодняшней реальности в самом широком ее понимании, должно перечеркнуть себя, как искусство слабое и неуместное. Но есть и другой поворот мысли, благодаря которому ценю практику Войны - благодарность, что они делают вместо меня то, что я не могу и оставляют возможность осуществлять «тихие практики» не мучаясь невысказанным.
Источник – журнал художника Марины Перчихиной: http://mpmouse.livejournal.com/120219.ht
Сбор подписей в поддержку арт-группы Война идет здесь: http://patriofil.ru/publ/1-1-0-16
Хочешь помочь Войне - http://free-voina.org/help
