В 1923 нас разгромили благодаря нашей доверчивости. Мы ещё верили, но было уже слишком поздно. Нас было всего-то несколько тысяч таких, кто хотел продолжать революцию, когда всем уже было достаточно. Люди стремились к покою, хотя ничего не довели до конца. Мы строили теории, искали точные формулы действия, хотели взрывных истин, - тогда как другие, во сто раз более многочисленные, чем мы, хотели всего лишь проводить лето на водах, дарить женам шёлковые чулки, спать с какими-нибудь пухленькими созданиями... И ты, брат, тоже. Ты убивал воскресенья, играя в карты и попивая тонкие крымские вина; потом провожал по набережной Мойки хохотушку Машу с белоснежными зубами и луноподобным личиком. Ты её не любил, знал, что никогда не полюбишь, да вы и не говорили о любви; она рассеянно расспрашивала тебя об истории партии, но, вступая под сень Летнего сада, хорошо знала, что ты вдруг остановишься перед нею, решительно возьмешь за плечи и, ни слова не говоря, покроешь её лицо влажными поцелуями; она была вся в ожидании этого мгновения: вспомни её податливую запрокинутую голову, холодные, сжатые губы, закрытые глаза... Потом вы молча двигались дальше, и в свете первого фонаря ты ровным голосом продолжал: "После 2-го съезда, Маша, объединительная тенденция..." Ты хорошо понимал, что терзаешь её. Сейчас это бледное воспоминание терзает тебя: ведь жизнь твоя кончена. Ты цепляешься за него, ведь волнения плоти ещё возвращаются к тебе. Вот уж бессмысленно. Мы мним себя единственными и неповторимыми, считаем, что мир без нас опустеет, но в сущности занимаем в этом мире такое же место, как муравей в траве.

Ха! А натуpалами - pождаются или становятся? Hасколько мне известно, именно
становятся, лет в 15-17. И с геями пpимеpно также...

Всего хоpошего! Павел Кантоp