Второе слово – трахаться.
А каким словом, уважаемый Росляков, Вы предлагаете заменить это похабное слово? Вот некоторые деликатно заменили его на словосочетание «заниматься любовью». Разве это лучше? По-моему, это даже хуже, чем трахаться. Как можно вообще заниматься чувством? Это ли не абсурд? Однако, в одном популярном медицинском журнальчике в статье специалиста читаем, что «заниматься любовью» следует не чаще двух раз в неделю. А что же тогда в остальные пять дней недели? Забыть про любовь? Заниматься ненавистью или, на худой конец, заниматься равнодушием?
Нет уж, лучше простого русского слова е..ся пока еще никто не придумал. Но это слово у нас считается матерным, поэтому я и поставила многоточие. А то бы его все равно поставил редактор. Вот читаю книгу Эдуарда Лимонова «Это я – Эдичка». Книга вызвала в обществе целый скандал, Лимонову пришлось издать ее за границей. А что, собственно, случилось? А то, что Лимонов просто назвал всё своими именами. Без всяких эвфемизмов. И в его книге нет слова трахаться, нет идиотского выражения заниматься любоью, а есть простое слово е..ся.
Так что же, спросят меня читатели, я предлагаю ввести в обиход слово е..ся, Нет, это не так. Но тогда как же называть половой акт? Отвечаю: а никак! Половой акт – это ведь интимнейшее действо. И не надо об этом говорить вслух. Тем более, на людях. А как же книга Лимонова, спросите вы? Так ведь то книга. Ее читают один-на-один. Кстати, поэты умели это слово опоэтизировать, завуалировать. У Пушкина «Амур резвился между ног». У Маяковского «Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское». У того же Маяковского есть поэма под названием «Про это».
Так что же произошло, что наши люди забыли про стыдливость и стали выставлять напоказ свои гениталии, во всеуслышание говорить об интимных сторонах человеческой жизни? А это тоже была диверсия. Вот Баранов тут как-то похвалил горбачевскую перестройку за то, что именно в годы перестройки появилась свобода слова.
Но еще Ленин предупреждал, что свобода слова – это хорошо, но неплохо было бы указать, для какого слова. А у нас в годы той самой перестройки свобода слова мигом обернулась свободой для непристойностей, для лжи и клеветнических измышлений. Например, журнал «Огонек» уж так обрадовался свободе слова и вообще печати, что на его страницах тотчас появились фото парочек, слившихся в половом экстазе, и даже скульптура «Автопортрет с Чуччолиной». Ну, и, само собой, автор, как говорится, во всем голом, с удовольствием трахает закинувшую ноги эту самую Чуччолину. Именно трахает! Ибо, выставленное напоказ интимное действо и есть не что иное как траханье.
Ах, как славно чувствовали себя журналисты без нудной советской цензуры. Теперича всё можно, всё дозволено. И по всей демшизовской печати полилась порнуха, разврат, распущенность. У Маяковского была поэма «Про это». Теперь на телевидении появилась передача «Про это», в которой без всяких умолчаний говорили, кто как, с кем, каким способом. Это был проект Евгения Киселева. И он же придумал проект «За стеклом», где участники передач должны были абсолютно всё делать на глазах у миллионов телезрителей.
Помню, как в одной из телепередач женщина сказала, что в Советском Союзе была любовь, а не один секс. О, как подхватили это высказывание все СМИ. Вот, оказывается, как: в Советском Союзе не было секса. Это же ужас! Как можно так жить? Но ведь женщина сказала о другом: вначале должна быть любовь, а уж секс потом, как составляющая часть любви. Кстати, добавлю, что любовь может быть и без секса: вспомните прекрасный фильм «Гранатовый браслет» (по повести Куприна). Это любовь безответная, но оттого не менее сильная.
В годы контрреволюции, когда наши идиоты-демократы перетаскивали к нам с Запада весь мусор, перетащили и отношение к сексу как к чему-то самодовлеющему. Подумаешь, любовь! Это что-то эфемерное. А вот секс – это удовольствие здесь и сейчас. Вот так секс был отделен от любви. Ждать, когда-то еще «любовь нечаянно нагрянет»? А вот сексом заниматься можно когда угодно и с кем угодно. Вот ведь собаки тоже занимаются сексом. О любви они не думают. Никаких предпочтений не обнаруживают. Понюхает кобель задницу встречной собачки, и если пахнет сучкой, значит всё. Можно залезать на нее. И неважно, какой породы сучка, какая у нее шерстка, какой характер. Важно одно: это - сучка. Вот примерно так же ведут себя охотники до секса без любви.
Помните, как в начале ельцинского правления у нас вовсю рекламировался именно такой, бездуховный секс? По телевизору какая-то девица каждый день верещала: «Я выбираю безопасный секс». Безопасный от чего? Думаете, от СПИДа? Ничего подобного, от детей! И это понятно: дети – это плоды любви. Как пелось в песне: «Полумрак, поцелуй на рассвете и - вершина любви – это чудо великое – дети!». А если любви нет, а есть только секс, то и зачем дети? Да, для многих девушек дети стали каким-то побочным продуктом от секса. Не смогла обезопасить секс – расплачивайся, вози коляску с этим крикливым существом.
И такой культ секса без любви тоже ведь был диверсией против наших семейных ценностей. Но, скажите, уважаемый Росляков, каким словом назвать секс без любви? Только одним – трахаться. Ну, предположим (пофантазируем), что Дума приняла закон о том, что употребление слово трахаться запрещено, что за его употребление – большущий штраф. Ну и что? Сразу же все любители трахаться поймут высокий смысл истинной любви? Нет, они придумают другое, не менее гадкое словечко, которое пока еще не под запретом.
Вот пошла у нас мода (тоже с Запада) на джинсы, не доходящие до пупка. Ладно уж пупок, у последовательниц этой моды порой наружу не только пупок, но наполовину и писька с попкой. И вот такая девица присела на
корточки, что-то там ищет в сумке, а задница, вся, целиком, наружу. И что, прохожий мужик, глядя на эту картину, воспылает к сей девице романтичной любовью? Нет, он, скорее всего, подумает: эх, трахнуть бы эту тёлку! Вот так. Бесстыжее поведение порождает бесстыжие мысли. А бесстыжие мысли облекаются в поганые слова.