Прощание с Газой.
Сегодня в "Новой газете" вышла моя статья о Газе, не совсем новостная, в отличие от статей в Ъ. Если вам интересно, что я думаю о Газе и размежевание в целом, думаю, вам будет любопытно ее почитать. До или после статьи, должно быть интересно посмотреть фотографии из моего сегодняшнего последнего репортажа. Они могут послужить своего рода иллюстрацией.
Так как в газетной версии материал сокращен, и несколько изменен, за счет чего потерялось несколько важных для меня моментов, то я выкладываю здесь оригинальную версию текста.
И спасибо всем тем, кто следил за моими репортажами из Газы. Больше такого не будет...


Прощание с Газой или ластиком по карте…

Улицы Гадида, одного из крупных еврейских поселений сектора Газа почти пусты. 16 августа. Со вчерашнего дня нахождение израильтян в секторе Газа незаконно. Завтра начнется принудительная эвакуация. Часть людей молятся в синагоге. Часть сидят по домам. На крыльце одного из домов развивается надпись: «Нас убивают СМИ». Раньше людей в форме здесь встречали только улыбками и приветствиями, теперь пристальными враждебными взглядами.
Небольшая группа солдат разошлась по домам, где люди просили помочь упаковать вещи. Остальные, остаются на центральной площади, где начинают собираться жители Гадида. «Сними свои погоны, тебе должно быть стыдно. Я сам офицер в твоем звание, но теперь в армию не пойду, и своих детей не пущу», - обращается ко мне религиозный еврей в оранжевой майке. «Очень жаль», - отвечаю я, - «я искренне надеюсь, что это будет не так». Солдаты и поселенцы разделяются на кучки. Одного или двух солдат окружает по десятку поселенцев. «Вот скажи», - говорит мне один из них, - «Если тебе прикажут изнасиловать девушку, ты тоже это сделаешь. То, что вы делаете, ничем от этого не отличается.» «Говоришь демократия, говоришь решение правительства», - вторит другой, - «но в Германии тоже исполняли приказы.» Только я, как, впрочем, и солдаты вокруг, знаем, что мы не насилуем девушек, и не являемся новым воплощением Вермахта, несмотря на все попытки это нам доказать. Ко мне подходит женщина с грудным ребенком. «На, подержи», - предлагает она. Я осторожно беру ребенка на руки. «А теперь скажи – ты можешь прогнать его из дома?» Споры постепенно сменяются угрозами: «Ваши дети вам этого не простят, вы ответите за это перед господом, вы будете гореть в аду…» Я не чувствую раздражения. Меня это не оскорбляет. Но с каждым их словом – эти люди становятся мне все более чужыми. Только, мои мысли заняты другим. Зеленые улицы, маленькие домики с черепичными крышами, детские площадки, футбольное поле, на котором, я когда-то забил гол командиру дивизии – все это скоро станет руинами. Суть, причины, споры, политика, даже боль людей – все это отступает на второй план. Гибнет маленький мир, как будто кто-то взял карту и прошелся по ней ластиком. Этакий, апокалипсис местного масштаба.

Меня направили в сектор Газа летом 2000 года, почти сразу после окончания офицерской школы. Где-то во второй половине 80-ых, советские новости периодически рассказывали о столкновениях в страшном месте по имени сектор Газа. В особенности часто, на экранах появлялись солдаты в касках, которые стреляли в толпу газом. Тогда у меня не было, как и у большинства моих политически просвещенных сверстников, не было ни капли сомнения, что сектор назван именно в честь газа, и без противогаза там не обойтись. Однако, в первом году нового века в израильской армии Газа считалась курортом. Главные события происходили на границе с Ливаном и на западном берегу Иордана. «Поедешь в Газу, отдохнешь немного», - пояснил мне мой начальник. А я очень расстроился. Мне хотелось «экшена», эпицентра событий, а тут меня засылают в какую-то забытую богом и людьми прибрежную полоску на далеком юге Израиля. Одним словом - облом.
Как и следовало предположить, в Газе газом не пахло. Все было более чем пасторально. На центральной трассе окруженной высокими пальмами ехали бок о бок израильские и палестинские машины, а у дороги в тени пальм, стояли совместные палестино-израильские патрули. Никаких столкновений не наблюдалось. Единственное поле боя находилось вне сектора. Это была центральная автобусная станция в находящемся к северу от Газы городе Ашкелоне. Дело в том, что автобус номер 36 направлявшийся в сектор, ходил редко, а солдат желающих утром добраться до своей базы было много. Вот и приходилось слегка поработать локтями.
Меня поселили в маленьком домике на крыше штаба дивизии. Из окна моего домика были видны окраины палестинского лагеря беженцев Хан Юнес. А когда я открывал дверь, передо мной открывалась зеленая прибрежная полоса и Средиземное море. Это был самый нетронутый берег страны. А еще вокруг были дюны. Газа – одно из последних мест, где дюны сохранились в Израиле. Я привез с собой много книжек, магнитофон, гитару, кучу нот (в то время я еще не расстался с надеждой нормально играть на гитаре), то есть все, что необходимо для жизни на курорте. С офицерами дивизии я познакомился достаточно быстро благодаря своему автомату. В один из первых вечеров я решил почистить его ствол, и специальная щетка застряла внутри. Вытащить ее помогал мне чуть ли не весь дивизионный штаб. Правда, потом мне удалось несколько исправить свой имидж. Произошло это благодаря итальянской исследовательнице, писавшей работу о палестино-израильских военных отношениях. Из Тель Авива ее направили ко мне, чтобы я организовал необходимые для нее встречи. Выглядела она как минимум как топ-модель, поэтому от желающих встретиться отбоя не было. Учитывая, что монополией на организации встреч обладал я, мое положение в штабе резко улучшилось. А так жизнь шла своим чередом. По вечерам с соседней базы ко мне иногда заглядывал мой сокурсник по офицерской школе Эди. Еще в дивизии служила совершенно очаровательная офицер разведки Ирена. Правда, увы, у нее был парень - бесстрашный офицер-взрывник дивизионной инженерии. На дворе был безмятежный август 2000 года.
Тревожность в атмосфере появилась в сентябре. За три дня до конца месяца, во время атаки террористов на автобус по дороге в поселение Нецарим погиб солдат из бригады «Гивати». «Так это должно начаться», - сказал мне по дороге с места теракта командир дивизии. И ровно через три дня «это» началось – новая интифада.
Вначале все обходилось без жертв. Первый террорист самоубийца, подъехавший на велосипеде ко входу в израильский форпост, убил только себя. Тогда я впервые столкнулся с повиснувшем в воздухе, тяжелым, немного душащим запахом смерти. Впрочем, вскоре, полоса везений закончилась. С запахом смерти я встретился вновь на том же перекрестке, на этот раз внутри школьного автобуса, отвозившего детей из поселения Кфар Даром. Двое учителей погибло. Десятки детей было ранено. Теперь, перестрелки случались каждую ночь. Мой домик на крыше оказался на линии фронта между палестинским Хан Юнесом и еврейским Гуш Катифом (самая крупная область еврейских поселений в Газе, где находилось командование дивизии). Впрочем, выстрелы мне не мешали. Я даже привык, и когда изредка возвращался домой в Иерусалим, мне как-то странно было засыпать без мелодии автоматных очередей и совиного уханья минометных снарядов. Правда, теперь, засыпая в своем домике, я ставил у изголовья в направление Хан Юнеса керамический бронежилет. На всякий случай. А дальше, подкладывая автомат под голову, я считал выстрелы или автоматные очереди, вместо овец, и таким образом довольно быстро засыпал. Но продолжалась эта романтика недолго. В один прекрасный день, поднимаясь к себе на крышу, я увидел надпись в красной рамке– «Вход запрещен, стреляют снайперы». Мой домик был объявлен запретной зоной, и мне пришлось переехать вниз.
Тем временем, в еврейских поселениях Газы продолжалась обычная жизнь. Там тоже очень быстро привыкли к мелодиям автоматных очередей, и научились не обращать на перестрелки никакого внимания. Местным жителям было важнее то, что они никогда не запирают на ночь дверей, а ключи от машины всегда оставляют в зажигание. Здесь все были своими.
Новая война усилила изоляцию еврейских поселений сектора Газа от внешнего мира. Таким образом, уникальный микрокосм еврейской Газы стал с началом интифады только более прочным и защищенным. «Ну и что, что стреляют. Ты лучше скажи, где можно еще такую рыбу поймать», - говорил мне житель поселения Неве Дкалим, только что вернувшись с утренней рыбалки. Жестокого ритма городской жизни, здесь боялись не меньше чем палестинского террора. И поэтому, с такой заботой, местные жители строили свой маленький мир, свою неповторимую вселенную, где война и кровь, смешались с защищенностью чувства дома. Здесь они прятались от большого мира, также как я скрывался от него, в маленьком домике, засыпая за бронежилетом под музыку автоматных очередей.
Вскоре, после того, как я съехал с крыши, домик решили эвакуировать. В дивизию приехал огромный кран, который подцепил его и спустил вниз. Дальше его куда то увезли. Никто тогда не говорил, что снятие домика – это победа террора, и толпы демонстрантов на скандировали – «Верните домик на крышу.» Решение о снятие моего домика и превращение крыши на которой я жил в закрытую военную зону не было одобрено правительство и Кнессетом. Нет, я не в коем случае не хочу это сравнивать мой домик с домами поселений. Это была всего лишь моя армейская комната. Я жил там каких то несколько месяцев. Но мне было бесконечно грустно, от того ,что меня лишили моего маленького мира. А главное, я научился хотя бы немного понимать, что война – это еще не причина для того чтобы покидать свой дом. В особенности, если из его окон видно море.
Несколько недель назад я въезжал в Газу вместе с полком, созданным для эвакуации поселений. Уже накануне, нытьем под лопаткой, во мне проснулась забытая ностальгия. Как и раньше за КПП Кисуфим – главным въездом в Газу начинался совсем другой мир. Абсолютно самодостаточный, и при этом, очень жестокий. Каждый перекресток и поворот здесь я знал практически наизусть, узнавая их по датам терактов и числу погибших. Вот там справа, мы с командиром дивизии попали под огонь двух палестинских боевиков, спрятавшихся в маленькой густой рощи. Парня рядом со мной ранило в плечо. Ранение оказалось достаточно легким, но одни армейские штаны мне пришлось выкинуть – они все были в его крови. А вот там, на пригорке, находился израильско-палестинский координационный центр. В конце той осени там погиб Эди. От силы взрыва, деревянные постройки разлетелись в мелки щепки, машину Кока-колы перевернуло вверх тормашками и только на столе, где обедали вместе израильские и палестинские военные остались пластмассовые тарелки с засохшим потрескавшемся хумусом. И все таки, для 8 тысяч жителей еврейской Газы - этот жестокий мир был родным и единственным. А еще, когда- то, там стоял мой домик на крыше.
Правда, поселения изменились. Политический протест и тысячи сочувствующих противников размежевания, прорвали изоляцию и наводнили собой улицы, где раньше все друг друга знали в лицо. В какой то степени именно они, а не армия, начали первыми разрушение уникального мира еврейской Газы.
«Мне уже звонил миллионер из Саудовской Аравии. Он собирается здесь гостиницы строить», - рассказал мне накануне размежевания Ахмед, владелец маленького магазинчика в прибрежной полосе Гуш Катифа Муаси, где по соседству с еврейскими поселениями живут палестинцы. Сегодня на месте 21 одного еврейского поселения Газы руины. Завтра, здесь появятся палестинские города. Говорят, они будут названы в честь Ясира Арафата и шейха Ясина. И не останется ничего от названия Гадид, Неве Дкалим, Ацмона, Нецер Хазани…
И больно не потому что «Нельзя отдавать землю арабам» или «Размежевание – это попутный ветер террору», как гласили лозунги оранжевых демонстраций. И даже не за людей, который здесь жили – им будет очень тяжело, но постепенно, они найдут свое новое место. Во всяком случае, большинство. Горько из-за другого. Вместе с домами исчезла маленькая неповторимая вселенная, микрокосмос по имени Гуш Катиф. Как будто и не было. Взяли и стерли. Ластиком по карте…
В Израиле шутят, что израильские военные, как и создатель мира, работают по шестидневной методике. В 1967 году за 6 дней израильтяне заняли территории Синая, западного берега Иордана, Голанские высоты и Иерусалим. В 2005, 6 дней заняло эвакуировать 25 еврейских поселений в секторе Газа и севере Самарии. Правда из них Гуш Катиф занял всего четыре. В последней день эвакуации Гуш Катифа наш полк был в Ацмоне. Сопротивление предыдущих дней, когда нас обливали краской и закидывали яйцами, сменилось фатализмом. Местные жители хотели покинуть свой дом достойно. После молитвы и прощальной церемонии поселение опустело. Дома с темными окнами, оставшись одни, ждали своего последнего часа. Пора было возвращаться и нам. На обратном пути, прижавшись к автобусному окну, я всматривался в полутемные силуэты поселений и прощался с Газой. И каким бы жестоким и проклятым не было это место, и каким бы верным не было решение это место покинуть – я его любил.

Григорий Асмолов
Сектор Газа - Иерусалим