| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
ЦИВИЛИЗАЦИЯ (2) Продолжение. Начало здесь. Исход Для полного понимания, вернемся чуть назад. Еще до гибели в Марокко португальского короля-романтика Себастиана, мечтавшего о лаврах крестоносца, до династического кризиса и прихода испанцев, в Лиссабоне, где африканскими колониями, поставлявшими «черное золото» весьма дорожили, зная о Великой Смуте, «конголезский вопрос» изучали очень серьезно. Решать было необходимо: дела в развалившемся Конго складывали все хуже и хуже. Вслед за «антониановской ересью» началось восстание т.н. «мбула-матади» - «разбивающих камни» (то есть, уничтожителей замков)- нечто вроде французской Фронды, объединившее рядовых общинников, недовольных новыми порядками и знать, которую совсем не радовало усиление власти мани-конго по европейскому образцу. Естественно, португальцы поддержали короля Алвару I Ва Кингуни, и естественно же, когда он был побежден и низложен, а новый правитель, дон Алвару II Ва Мбемба, публично растоптав крест, принял «во славу Бу Вазунзу» имя Нами-не-Мпангу Лукени луа Мбемба, вопрос об эвакуации стал безотлагательно актуальным. В 1575-м, когда в воздухе уже отчетливо пахло резней, король Себастьян одобрил инициативу бразильских плантаторов, просивших разрешения вмешаться в события, придав ей статус «малого крестового похода», А спустя пару месяцев эскадра под командованием адмирала Паулу Диаша де Новайш бросила якоря в бухте Луанда, высадив на берег 100 семей колонистов из Бразилии и 400 солдат, в основном – оставшихся не у дел конголезских «ронинов»-христиан, потерявших в ходе междоусобицы своих мани. Поселок, названный Сан-Илья де Луанда, быстро рос, из ставшего опасным Конго туда всем путями пробирались христиане, в том числе и черные, но в основном, конечно, белые. Ну и, разумеется, «помбейру» - метисы, которых в Конго было очень много, ибо в сексе португальцы себе не отказывали, а по обычаям тех мест законным считался любой ребенок. Так что плоды межрасовых связей, сколь бы дики ни были, считали себя португальцами, добрыми католиками и подданными Лиссабона куда большими, нежели отцы и деды. Ничего удивительного нет в том, что поселок, который был нужен всем, довольно скоро, уже в 1605-м, обрел статус города, главного транзитного пункта торговли с Бразилией, колонией которой фактически и являлся. Место для поселения было выбрано с умом: удобная бухта, находясь на стыке владений бывших конголезских «малама», ныне, в итоге Смуты, ставших независимыми «почти королевствами» (еще не совсем государствами, но уже и не союзами племен), была как бы «ничейной землей». На неё претендовали все, и Нгойо, и Лоанго, и Каконго, и Касанжи, и самое крупное экс-«малама», Ндонго, но именно поэтому переселенцам и беженцам удалось, виляя и лавируя, закрепиться в облюбованном месте. А когда поселок оброс каменными стенами и ощетинился пушками, изгонять гостей было уже поздно. Тем паче, что никто и не собирался: земли у всех хватало, а отказываться от работорговли и связанных с ней доходов местные вожди, даром, что язычники даже не думали. Белые готовы были покупать «черное золото», как и раньше, а значит, пусть живут. По крайней мере, так рассуждал сильнейший из туземных лидеров, Нгуги Ва Калонжи – «нгола» (король) могучего Ндонго, а спорить с ним в тех краях было не принято. Визит дамы Старый и мудрый «нгола» был человеком традиции. Молился древним богам, на белых смотрел свысока, на драку не нарывался, но и дружбы не поддерживал, от крещения наотрез отказавшись; короче говоря, вооруженный нейтралитет. Рабов, разумеется, поставлял охотно, но на своих условиях, только на побережье, и цену держал высокую, на попытки Луанды найти альтернативных поставщиков реагируя достаточно нервно. Любой соседний вождь или «князь», решившийся конкурировать, рисковал сам в итоге оказаться в колодках, в связи с чем, португальцам приходилось тратить немало сил на обеспечение безопасности более сговорчивых бизнес-партнеров. В 1617-м, после смерти старого нгола ситуация резко обострилась. Португальцы, воспользовавшись удобным моментом (молодой король чистил кадры, отстранив от соправительства старшую сестру Нзингу, сына которой убил, а сторонников беспощадно вырезал), заняли несколько удобных плацдармов на побережье и двинулись вглубь материка, как за рабами, так и в поисках легендарных серебряных копей. Взбешенный наглостью белых, нгола Мбанди, чувствуя себя уже достаточно прочно, в 1621-м начал войну, но проиграл. Его плохо организованное и вооруженное ополчение разбежалось, столица Мбанза-Кабана пала, а сам нгола, оставив в руках победителей семью, скрылся в джунглях, куда португальцы не пошли. Да, в общем, не очень и собирались. Им как раз нужен был мир, чтобы спокойно получать рабов и продовольствие, так что дело кончилось переговорами, на которые, однако, сам нгола поехать не рискнул, упросив сделать это старшую сестру, славившуюся умом, силой воли и красноречием. Посольство, хоть и языческое, в Луанде встретили торжественно, с с пушечным салютом, а вскоре официальная любезность сменилась искренним почтением к главе посольства. Нзинга умела произвести впечатление, и, судя по знаменитому эпизоду со стулом, делала это при первой возможности. На аудиенции и вице-короля, увидев, что кресло в зале только одно, так что ей остается либо присесть на «богатый, с бархатными подушками ковер» (то есть, по местным понятием, признать себя вассалом), либо вообще стоять, как служанке, черная принцесса, по воспоминаниям капуцина Кавацци, позже ставшего ее духовным отцом, сориентировалась мгновенно; «не смутившись и не сказав ни слова, сделала знак глазами одной из своих дам, которая тотчас же встала на четвереньки, подставив спину своей госпоже, которая уселась, как на стул». Да и сами переговоры умница Нзинга провела на высшем уровне, объяснив Совету, согласно тому же мемуару, «прекрасным португальским языком, что веские и очевидные причины делают мир столь же необходимым для португальцев, как и для пославшего ее короля, так что высшие должностные лица ничего не могли возразить». Да, в общем, и не хотели. Мир и союз были именно тем, что нужно, разумные расценки на невольников согласовали, так что договор состоялся, причем на равных, без признания «эфиопами» вассалитета, а в качестве гарантии вельможная дама в 1622-м окрестилась, получив имя Анна, в честь крестной матери, жены португальского губернатора. В целом, напряжение разрядилось, торговля устаканилась, влияние Анны очень выросло. А спустя два года, когда Мбанди – при очень странных и смутных обстоятельствах, кстати, - умер, именно она унаследовала корону. Железная леди Какое-то время все шло путем, но Анна была сильным и амбициозным человеком, в этом смысле превосходя даже своего отца, слывшего отнюдь не слабаком, не говоря уж о взбалмошном брате. У нее были свои взгляды на роль Ндонго в региональной политике . Поэтому, когда летом 1624 года корабли незадолго до того учрежденной и очень активно вписавшейся в жизнь Голландской Ост-Индской компании, явившись как снег на голову, сожгли на рейде Луанды шесть португальских кораблей и бомбардировали порт, не получив достойного отлупа, королева решила, что пришло время начать свою игру. Связавшись с голландцами, она договорилась с ним «о понимании и содействии», затем официально отреклась от христианства и «по воле и наущению ложных богов» потребовала у нового губернатора Анголы, Фернана де Соуза, покинуть форты Мбака и Мбула, основанные белыми в глубине материка, а невольников снова покупать только на побережье и только у неё, заодно и прекратив помогать соседям. Параллельно владетельница Ндонго начала готовить армию, с помощью инструкторов – все тех же бывших военных рабов конголезских «мани», подобно японским ронинам бродивших по джунглям в поисках новой службы, - стараясь сделать ее максимально похожей на что-то европейское, а в то же время привлекая на свою сторону соседние «княжества» и «дикарей». В общем, коса нашла на камень, переговоры утратили смысл. В 1625-м, когда в Луанде объявился некто Ари Калонжи, чудом недорезанный принц Нкондо по какой-то очень отдаленной побочной линии, прося защиты и помощи, португальцы признали его, разумеется, тут же крестившегося, «королем Фелипе I». Анне был направлен ультиматум: либо взять претендента в соправители, либо возобновить действие расторгнутого договора, креститься и признать себя вассалом «иберийской короны». Судя по всему, не сделай этого португальцы, шаг в подобном направлении сделала бы сама Анна, уже чувствовавшая себя в достаточной силе. Её войска успели обкататься в стычках с соседями, довольно легко принудив их к миру и сотрудничеству, голландцы поставили ей полсотни мушкетов и вволю пороха, а лить пули африканцы умели уже и сами, так что ответ был предсказуем и звучал едва ли не с облегчением. «Это, - продиктовала королева, - могли бы предложить правителю слабому и зависимому, но не мне. Чтобы я приняла эти условия, меня надо одолеть силой оружия, но что до этого далеко, ибо у меня есть не только хорошие войска, но и отвага , более чем достаточная, чтобы образумить врагов». Дальнейшее понятно. Ронины королевы, как выяснилось, воевать и в самом деле умели, но все же отряды Луанды были куда лучше обученные, не говоря уж о вооружении и дисциплине, а войны в джунглях «помбейру» и бразильцы, в отличие от европейцев, не боялись. После многих недель маневренной войны португальцы, в начале 1626 года разбив армию Нзинги в большом сражении на берегах, вынудили королеву уйти в северо-восточные джунгли. Но не более того. Впрочем, этого, с их точки зрения, было достаточно. Успех позволил расширить область влияния Луанды далеко на юг вдоль побережья, основать новые фактории и завязать контакты с новыми поставщиками, а также, разумеется, утвердить на престоле Ндонго своего ставленника «дона Филиппа I», немедленно начавшего христианизацию края. Причем вовсе не по приказу покровителей – просто, будучи побочным сыном из побочной ветви «священного рода», он, с точки зрения местных верований, не был полноценным «царем-жрецом», способным вызывать и прекращать дождь, а потому легитимность его правлению мог обеспечить только крест. Некоторое время проявлявшие недовольство, жители Ндонго вскоре приняли новые реалии, поскольку португальцы, не изменяя себе, союзников не обижали, а новый король был довольно добродушен. Окончание следует. |
|||||||||||||
![]() |
![]() |