1:22am: Отгадка
Итак, вот текст, который
предлагался вчера для датировки вслепую (с точностью плюс/минус два года):
Сразу скажу: материала для точной датировки в диапазоне пятилетки в тексте недостаточно (поэтому игра называется "Угадай-ка", а не "Практикум по датировке текстов"). Мне было интересно прочесть именно соображения о косвенных уликах. И еще - поглядеть, угадает ли кто-нибудь.
Никто не угадал. Я бы тоже не угадал, кстати.
Варианты ответовВот названные годы в хронологическом порядке (менее конкретные ответы не учтены):
1922, 1925;
1934 (3 раза), 1935, 1936, 1937, 1938, 1940 (2 раза);
1953, 1954, 1955;
1956, 1957 (2 раза), 1960, 1961, 1962 (2 раза);
1966, 1973 (2 раза), 1978.
Итак, за сталинскую эпоху (будем условно начинать ее отсчет с 1929) голосуют двенадцать человек, если учесть ответы тех, кто попытался сыграть на пограничной территории; за хрущевскую - десять с учетом упомянутых хитрецов; за брежневскую - четверо (1966, конечно, можно записать и в хрущевскую копилку, а 1956 - в сталинскую, но я не стану). Еще двое относят текст к двадцатым годам.
Хотя большинство не всегда право, но в этом случае - вполне.
Какие обоснования предлагались добродетельными угадчиками? Их можно разделить на две группы: внешние, связанные с культурной и молодежной политикой в СССР, социальным заказом, и внутренние, опирающиеся на текст, его реалии и стилистику.
Тематика"Борьба с мещанством", в том числе в "молодежном" изводе - сквозная тема советской сатиры, представленная уже в литературе эпохи нэпа и проведенная почти до конца, когда джинсы, жевачка и "Бони Эм" пришли на смену Вертинскому, монпансье и горжеткам (промежуточные этапы опускаем). Кстати, в тексте нет никаких материально-бытовых улик: дочитав до последнего раздела, вспомните об этом.
Реалии. Фактура текстаПопытки апелляции к реалиям/лексике, как всегда, не очень надежны в деле датировки.
С одной стороны, анахронизмы могут появляться у поэта, не осведомленного о том, например, что советская средняя школа массово перешла с изучения немецкого на язык нового потенциального противника (это случилось в 1962). Или о том, что слово "душка" уже давно не употребляется продвинутыми тинэйджерами. Престарелый, но способный еще на многое Сергей Михалков, например, мог и в начале 80-х обличать старшеклассниц, гоняющихся за актерами, хотя эта практика уже отмирала.
С другой стороны, что-то, показавшееся уликой, может быть просто случайностью словоупотребления: так желание героини "улететь" (подобно Наташе Ростовой или Катерине Кабановой) истолковывается как примета наступившей эпохи массовых пассажирских авиаперевозок, а неведомый Петр Ильич превращается в летчика-космонавта П.И. Климука или в великого русского композитора.
Возможны и другие ошибки, например, проекция на личный опыт кое-кого убедила в том, что это - текст конца 70-х.
Тем не менее, перечислим некоторые реалии и словесные родинки, отмеченные читателями (и добавим к ним свои).
Имена героев (Зинаида, Аркадий) несколько отдают стариной (в дореволюционной культуре это - примета "благородных" героев, в пореволюционной - маркер чуждости). "Леля" - тоже устаревшее уменьшительное имя (с коннотациями "старорежимности", "избалованности").
Несколько архаичны также выражение "идти в класс" (в значении "в школу/на уроки") и употребление слова "портрет" вместо "фото(графия)" (или "карточка", как у Пастернака); в последнем случае разница может быть чисто стилистической.
Домашний телефон - маркер не столько времени, сколько географии (место действия - одна из столиц, по крайней мере - крупный город).
Все это, повторяю, никак не служит делу надежной датировки текста, но в совокупности тянет нас назад, к истокам советской культуры.
ДатировкаБолее уверенно позволяют датировать это не вполне прекрасное произведение популярного поэта, которого злой Эйзенштейн называл "Васька Лебедев-Too Much", две другие детали. Первая относится к области реалий: деление учебного года на четверти было введено в советских школах в 1935 г. Ранее этого времени текст написан быть не мог. Вторая деталь - из области материально-текстовой: наглая буква "ё", присутствующая в стихотворении повсеместно, ворвалась в русские книги в 1942. До этого ее там не бывало, поверьте на слово. Обратно в свое подземное логово хтоническая буква скрылась после 1947 и спала там страшным сном вплоть до наших печальных дней.
Это наблюдение позволяет уточнить
нижнюю границу датировки публикации (но не текста) и определить верхнюю границу датировки текста (и публикации) - 1947, когда буква "ё" исчезла из взрослых книжек.
К сожалению, заветная буква с точечками не дает нам совершенно определенных границ: мало ли что в голову взбрело каким-то наборщикам в Самарканде, например, в 1937 или в 1964 году, а редактор мог зевнуть насекомую букву - времена нервные были, на другое обращали внимание. К тому же в книгах для детей "ё" использовали до 1942 и продолжали использовать после 1947 г., а этот стишок вполне мог появиться в детгизовском издании. Наконец, в сборнике 1947 года мог быть напечатан текст 1935, отчего нет?
Однако мы все же исключили 1918-1934, и это уже неплохо.
Границы датировки текста, таким образом определяются так:
между 1935 (раньше которого текст не мог быть написан)
и 1947 (?) (последним годом, когда он, скорее всего, мог быть опубликован с буквами "ё").
Самые проницательные читатели, взглянув еще раз на статистику ответов и мои комментарии к ней, уже, конечно, обо всем догадались.
Правильный ответ и punctum ( Read more... )
