Читая дальше
Ивневу вторил в своих мемуарах 1966 года еще один участник компании, Константин Ляндау: «…Мне показалось, как будто мое старопетербургское жилище внезапно наполнилось озаренными солнцем колосьями и васильками. <…> Когда Есенин читал свои стихи, то слушающие уже не знали, видят ли они золото его волос или весь он превратился в сияние. Даже его “оканье”, особенно раздражавшее нас, петербуржцев, не могло нарушить волшебство его чтения, такое подлинное, такое непосредственное. Его стихи как бы вырастали из самой земли» (цит. по: Летопись. Т. 1: 219).
(http://www.ruthenia.ru/document/537794.html)
Интересно, это наглая аберрация памяти мемуариста или Есенин действительно "окал"? Учитывая, что в Рязани активно "акают", это должно было ему даваться нелегко (авторы предполагают, что "«окал» поэт едва ли не нарочито" - если "окал", то уж никак не естественно).
Может быть, конечно, аберрация, и имеется в виду рязанское "яканье" (супротив "иканья" - это когда "леса" произносится как "ляса"), а мемуарист запомнил, что были какие-то диалектные черты, но не запомнил, какие именно.