Repetitia est mater scientia
Текст написан для заводской многотиражки
Триптих
Четыре осла

Первый осел
Место действия: Москва-Ленинград-Ташкент. 1989-1991 год.
На абитуре московского Военного Краснознаменного института Минобороны СССР нас держали в палатках. Военнослужащие жили от гражданских отдельно.
В той палатке нас было семеро. Среди прочих – Саша Попов, старший сержант из Южной Группы войск. Там он служил в роте почетного караула в Будапеште. Попов был идеально сложен, а до армии работал президентом Федерации у-шу Узбекской ССР.
Гун-фу нас и сблизило. Сашка показывал мне, как отрывать у людей уши и нажимать на бременные точки (точки отстроченной смерти). Я растолковывал ему особенности изготовления длинных германских мечей из автомобильных рессор и нюансы наматывания ремней на руки у древнегреческих панкратиастов. В общем, мы подружились.
Иногда мы мечтали, как будем учить языки, а потом с разрешения командования отправимся как Ван Дамм в «Кровавом спорте» на чемпионат мира по драке. Все складно в мечтах было, кроме того, кто из нас победит в финальном поединке – тут разгорались споры.
Когда на экзамене по истории мне поставили два балла, Сашка возмутился:
-- Блин, ты же по истории лучший! Ты же нас всех к этому экзамену натаскивал? Даже мне три влепили! Вот сволочи!
Я начал собирать манатки. В часть возвращаться не тянуло, и я решил взять направление поступать в Ленинградское училище ПВО. Увидев его, Сашка отреагировал:
-- Да нафиг нам это ГРУ? Поеду с тобой!
Сказано-сделано. Через пару дней мы были в Ленинграде. Но и тут незадача: я получил по математике пять, а Сашке влепили два балла.
-- Да нафиг нам эта армия? – отреагировал я и написал отказ.
Нас отправили дослуживать туда, откуда приехали: Сашку в Венгрию, меня на Кавказ.
До отъезда мы смотались ко мне на дачу. На шести сотках в Трубниковом Бору командовала моя мама – Антонина Андреевна. Узнав, чем закончились мои пятая и шестая попытки поступления в вуз, она виду не подала. Просто в момент, как-то сразу, постарела.
Маму мы застали несущей два полных ведра от колонки артезианской скважины. Ведра отобрали. Поперли сами. Попыхтели, донесли, и пока родительница стряпала обед, сели на грядку с клубникой – побаловаться аперитивом.
Тут-то Сашка и сказал:
-- Знаешь, чтоб твоя мама сама воду не таскала, давай я тебе из Ташкента осла пришлю. Животное сильное, неприхотливое. Доброе.
-- А зиму он тут переживет? – спросил я.
-- Легко! Главное, чтоб сыт был. А чтоб не шлялся по соседям, сколотишь ему загончик.
На том и порешили, и разъехались по частям.
Вернулись мы к этому разговору только в 1991 году. И это понятно, пока в вуз поступали, пока первый курс заканчивали, было не до ослов. В телефонном разговоре Сашка мне сообщил:
-- Я тут тебе подобрал красавца. Крепыша. Умницу. Назвал Панургом. Мама будет довольна – вот увидишь.
Обсудили доставку ишака. Сошлись на авиатранспорте, тем более, что Сашкина подруга работала бортпроводницей на борте, который регулярно летал из Ташкента в Ленинград и обратно. С ней-то мне и предстояло обсудить все это в очередной прилет девушки.
Не помню, как ее звали. То ли Лейла, а может Зухра или Зульфия. Это тоже легко объяснимо, так как была она настолько красива, что я ослеп и оглох. Как-то даже не особо слушал, что именно она говорила. Просто смотрел, свесив челюсть, как.
Однако основные факты отложились в памяти. Короче, с экипажем она договорилась. В аэропорту ее коллеги восприняли эту операцию как личное дело, а потому все заинтересованно и доброжелательно помогали.
Панургу предстояло стреноженному провести полет где-то в багажном отсека, а Сашкина подруга должна была следить, чтоб он там от стресса или жажды не заскучал: то за ухом ласково почесать, то в миску лимонада налить. Чтобы Панург привык к авиации, его Сашкины подопечные из Федерации у-шу уже начали выпасать рядом с Ташкентским аэропортом. Остальное время ослик проводил в сарайчике, в самом центре массива Чиланзар. В общем, курс молодого осла был в самом разгаре.
Операция «Панург» должна была состояться 20 августа. Но, не судьба – случился форс-мажор, вошедший в историю как «путч».
А потом все полетело кувырком. То экипаж сменился, то в аэропорту какие-то перемены начались, а потом и Сашка с подругой поругался. Ну а когда предатели развалили СССР, мы даже обсуждать по телефону эту тему перестали. Только гнетущее молчание висело – оба всё понимали, но говорить о том не хотелось.
Так и осталась моя мама без помощника.
Знаете, я до сих пор думаю, что одной из важнейших целей «демократической революции» в СССР и последовавшего за ней развала страны, было лишить мою маму умного и неприхотливого помощника, который без сомнения стал бы любимцем детворы нашего и всех окрестных садоводческих хозяйств Ленинградской области.

Второй осел
Место действия: Чечня. Осень 2000 года.
Из Ханкалы до этой высотки лучше ехать БТРом. Пешком можно в липкой пластилиновой грязи утонуть. Но ехать недолго. Зато подниматься на сопку лучше пешком. БТР не сдюжит – перевернется по дороге.
На высотке стоит батарея 82-мм минометов "Поднос", взвод охранения и небольшой птичник для производства свежих яиц.
Все остальное довольствие, а главное – боеприпасы, на высоту нужно тащить на горбе. Подобных высоток в Чечне полно, но эта особенная. Какой-то солдатик из питерских, позаимствовал у благодарного за освобождение населения осла. Останется тайной, что он нашептал на ушко ишачку, но с тех пор Бутус (так его окрестили пацаны) был негласно принят в Русскую армию на правах добросовестного бойца.
Вреда от него было мало: ну разве пожрать любит (а кто из нас не любит пожрать?) и мимо сортира ходит.
Зато польза была огромная: помимо того, что солдаты постоянно видели человеческие глаза Бутуса, которые напоминали им о доме, ослик выполнял огромную работу: с подачи недавно дембельнувшегося по ранению питерца он на высотку все и таскал.
Служба его проходила так. Приедет машина с боепитанием – он уже стоит у подножия. На него кладут два стандартных ящика по десять мин в каждом (одна 3,1 кг). Он их прет на вершину. Потом назад. Потом опять. И опять пот. Пока все не перетаскает.
Надо ли говорить, как его все любили?
Война шла своим чередом, но вмешался Генеральный Штаб. Приехал проверяющий из Москвы. Я назову его полковник Пупкин. Но его итак все знают. Приехал и возмутился:
-- Что за дела? Почему осел нештатный один все таскает? Есть бойцы, вот пусть они и таскают!
Ему вежливо, с чинопочитанием объяснили, что осел – доброволец, и что у него есть моральные принципы.
Тогда Пупкин наехал иначе:
-- А почему так мало таскает? Добровольцы должны быть первыми, в труде и в быту!
И приказал, гад, увеличить нагрузку. Навьючить на Бутуса не два ящика выстрелов, а четыре.
Я стоял, смотрел на все это и молчал. Потом смотрел в глаза Бутуса и видел, что он все понял. Он почему-то задержал свой взгляд именно на мне. Не знаю почему.
Мы все смотрели, как наш ослик, пошевелив ушами, понуро поплелся вниз. Через некоторое время он вернулся с четырьмя ящиками. Ящики сняли. Бутус, отворачивая от всех липкую от слез морду, прилег, как обычно отдохнуть. Но через положенные десять минут не встал. Вся батарея и взвод охранения перестали смотреть на врага, а смотрели на Пупкина и нашего Бутуса. Дернулся, как обычно, я.
-- Так он умер же,.. – сказал я, потрогав ишачка за упавшее жилистое ухо.
Что-то случилось в воздухе. Что-то лопнуло. Назревал бунт. Пупкину оставалось жить меньше минуты.
Я спас положение. Я рявкнул:
-- Он умер как герой!
И плаксивые вояки, глотая свои нефальшивые слезы рявкнули в ответ:
-- Ура!!!
Чечня содрогнулась.
Рыдали все. Кроме Пупкина. Он стоял побелевший. Вся выпитая им за время проверки осетинская водка улетучилась куда-то. Короче, обосрался от нашего рыка и собственной мерзости.
Не знаю, что произошло тогда со всеми нами, но то, что результат был, знаю доподлинно. Года через два, когда нам привезли свежие газеты, я узнал об очередном указе из Москвы, из чего сделал вывод, что у Пупкина все-таки есть совесть, но просто не очень развитая.
Короче в газете писали, что «для нужд Северо-Кавказского военного округа (СКВО) закупят 150 ослов. Распоряжение ГОМУ Генштаба. 130 животных закупят в Дагестане, остальных армейские вербовщики намерены набрать по другим горным республикам Юга России. Ослам присвоят звание войсковых животных (это положение запрещает пускать их на мясо) и определят в специальные вьючные подразделения. Согласно штатному расписанию на каждые 10 ослов положен один фельдшер, на каждую тройку - один вьюковожатый.»
Там же было опубликовано важное, принципиальное дополнение: «Вьючные отделения будут комплектоваться только самцами. Дабы не отвлекать оных от службы.»
К чему оно я так и не понял.
Ну да ладно. Кто этих Пупкиных поймет?
ТТХ ослов:
Вес - около 130 кг.
Грузоподъемность - до 80 кг.
Скорость - 3,5-4 км/час
Цена - от $100 до $200.

Третий и четвертый
Место действия: Чад, район боевых действий Фронта национального освобождения Гукуни Уэддея и правительственных войск Нджамены Хиссена Хабрэ. 1985 год.
Послеполуденная июльская жара иссушает. Загустевшая кровь стучит в голову. Cохнут губы. Грубеет и шершавеет язык. Солнечные лучи, падающие под прямым углом на землю, жгут плечи даже через рубашку. Обычно к этому времени солдаты-джундики натягивают тент между машинами, и мы с Мухаммедом ложимся на одеяла и молча лежим по полчаса, не шевелясь.
Где-то в Нджамене сидит Саввик Шустер и, попивая кока-колу со льдом, придумывает клеветнические небылицы о том, что к уничтожению французских «Миражей» в этом мареве, причастны советские военные советники. Нехай клевещет, жиденыш. Но, Боже, как хочется пить.
Сегодня наш шестидесятидвухлетний проводник-тиббус сказал, что недалеко отсюда есть вода, и, оставив машины под охраной отделения солдат, мы уже два с половиной часа в самый солнцепек продвигаемся в сторону грандиозного Эми-Куси.
Спуски с гор по тропинке, известной только проводнику, и изматывающие подъемы чередуются один за другим. Уставать и ныть нельзя – державу представляю. Еще подъем. Слева от тропинки, на вершине, нечто, но явно созданное человеческими руками. Кольцеобразная стенка менее полутора метров высотой, сложенная из камней -- чье-то жилище. Через вертикальный пролом, который, по-видимому, служил входом, виднелось какое-то тряпье и глиняная посуда.
Тропинка опять сорвалась в ущелье. Справа стена. Слева пропасть.
Отряд осторожно спускается ниже и ниже. Обогнули еще один скальный выступ: просматривается дно ущелья. Две зеленые полосы кустарника, финиковые пальмы и круглые, приземистые каменные постройки. Пейзаж бодрит.
Мысль о том, что нас ждет вода, неотступна и, как патрон в патроннике, предназначенный для выстрела, незаменима. Вот, вроде, и прохладой потянуло.
Тропинка как бы подвязана к отвесной скале и искусно цепляется за каждый выступ и мало-мальски видимый карниз. Снизу, навстречу экспедиции, по этой же тропинке карабкаются два осла.
-- Принесла вас нелегкая именно сейчас! Как разминемся? – подумал я. Проводник же, ничуть не беспокоясь, вел отряд на незапланированную встречу. Обе стороны, не торопясь, сближались. Первый ослик, который был уже в шагах двадцати от проводника, остановился, потоптался и спрятал переднюю часть туловища в скальную выемку, перекрыв задом тропинку.
Проводник подошел к животному, взял осла за хвост, как за спасательную веревку, сделал большой шаг левой ногой. Наклонившись над пропастью спиной, кругом перенес правую ногу и зашагал дальше.
Следующие проделали то же и пошли за проводником. Чувствовалось, что животное было напряжено и словно вжималось в скалу, помогая людям пройти. Но глаза и уши ишачка постоянно следили за всеми действиями людей. Всякое несерьезное отношение к переправе исключалось с обеих сторон. Даже ослу не приходило в голову шутить на карнизе шириной не более шестидесяти сантиметров.
Второй ослик удивил еще больше. Он встал на дыбы в выбранной им расщелине так ровно, что люди шли по тропинке не касаясь его.
Позднее, когда солдаты и офицеры утолили жажду, нагретой африканским солнцем и внутренним теплом вулкана водой, я спросил одного из тиббусов, живущих в этом ущелье: «Чьи это животные?»
-- Наверху караванщик живет, -- и абориген показал рукой на вершину горы, с которой мы недавно спустились. Перед глазами предстало круглое каменное жилище без крыши.
-- Он сдает ослов внаем всем желающим. Они возят поклажу от этого оазиса до караванной тропы. Часто возвращаются одни, без людей. Очень умные животные.
И я подумал тогда: «Ничего себе -- чувство самосохранения! Ай да ослики! Видимо долго и часто их били, чтобы они так в стенки вжиматься стали».
http://rds.yahoo.com/S=96062883/K=asinus/v=2/TID=I001_0/l=IVI/*-http://www.terrambiente.org/fauna/Mammiferi/perissodactyla/equidae/images/equus_asinus.jpg
Осел [евр. хамор, ослица - атон; греч. онос]:
1) Осел (Equus asinus) с древних времен известен как вьючное животное. Из Ветхого Завета известно, что ослами владели Авраам (Быт. 12:16, 22:3) и Иаков (Быт. 30:43). На ослах. ездили верхом (Исх. 4:20, Нав. 15:18, 1Цар. 25:20), их использовали как вьючных (Быт. 42:26, 1Цар. 25:18, ср. Быт. 49:14) и упряжных животных (Втор. 22:10, Ис. 30:6), причем запрещалось запрягать ослов вместе с волами. Как ездовых животных, ослов использовали воины (1Цар. 16:20) и лица, занимавшие высокое положение в обществе (Суд. 5:10, 10:4, 12:14; ср. Быт. 49:11, Зах. 9:9). Если царь призывал молодых воинов с их ослами (1Цар. 8:16), это воспринималось как тяжелая повинность;
2) Осел - нечистое животное, поэтому его мясо можно было употреблять в пищу только в случае крайней нужды. Так, во время голода при осаде Самарии (4Цар. 6:25) ослиная голова продавалась за неслыханную сумму в 80 сиклей серебра. В то время как первенцев других нечистых животных можно было выкупить за деньги или продать (Лев. 27:27; Чис. 18:15 и след.), первенца осла разрешалось заменить только агнцем (т.е. обменять на другую жизнь), в противном случае первенцу надлежало "сломать шею" (Исх. 13:13, 34:20; см. также Втор. 21:4,6, Ис. 66:3);
3) Известно, что у аморреев существовал обычай, описанный в документах архива Мари, при заключении договора приносить в жертву осла;
4) Иисус вступил в Иерусалим, "сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной" (Мф. 21:5). В этом исполнилось пророчество Захарии (Зах. 9:9) и отразилось значение Иисуса как царя, возвещающего народам мир, - образ, совершенно не соответствовавший земным представлениям и ожиданиям Его учеников и народа (Лк. 24:21, Деян. 1:6);
5) Наряду с домашними ослами в Библии упоминаются и два вида диких:
а) Еврейское слово пэрэ, переданное в Синодальном переводе как "дикий осел" (Иов. 24:5, Пс. 103:11, Ис. 32:14, Иер. 14:6), видимо, подразумевает онагра (Asinus onager), очень быстрого и пугливого дикого осла, отдельные особи которого встречаются в пустыне Сахаре и в Аравии;
б) Еврейское слово арод встречается лишь в Иов. 39:5 (Синодальный перевод - "онагр") и в Дан. 5:21; вероятно, им назван сирийский дикий осел (Asinus hemippus), обитающий в горах Армении, в Месопотамии, Сирии и на севере Палестины.