|
May. 5th, 2025|10:39 pm |
ЖЁЛТЫЕ МАГИ (из цикла «Всячества»)
I. В подвале на улице Маяковского
В подвале на улице Маяковского номер сто шестьдесят три, в бывшем складе погребов и пустых аккордеонов, четверо сидели за столом из дверей. На столе стояли:
две банки шпрот;
одно полное молчание;
и стакан с тараканом по имени Маршал.
— Он шевелится, — сказал Заболоцкий, глядя в стакан. — Значит, ещё не всё потеряно.
— А кто потерял? — возразил Хармс. — Вот я, например, ничего не терял. Наоборот, я приобрёл — зонт без верха и собаку без голоса.
— Ты приобрёл безголосую собаку? — удивился Олейников.
— Да. Теперь она по ночам дышит, и кажется, будто это я. Очень удобно.
— Магия, — шепнул Введенский и нарисовал на столе мелом круг.
В кругу возникло нечто. Оно было похоже на букву "Ы", если та бы пела и светилась золотым светом. Все встали. Они знали: начинается сеанс.
II. Орден Чинарей
— Поклянемся абсурдом, — сказал Введенский, надевая на себя занавеску.
— Поклянемся стеклянной лягушке, — сказал Олейников и налил компот в туфлю.
— Поклянемся, что ни одна рифма не будет понята буквально, — добавил Хармс.
— Поклянемся, — хором прошептали они, и над их головами зашевелились лампочки, как звёзды на костылях.
Из шкафа вышел Друскин. Он был в пальто из мыслей и с лицом, где не было ни одного совпадения с телом.
— Я принёс трактат о бессмысленности бытия, — сказал он. — Но он весь в рисунках. Только чайники, двери и ноты.
— Это наш кодекс, — сказал Введенский. — Мы, чинарии, не пишем слов. Мы их разгадываем. А разгаданные слова — это двери.
Они открыли одну такую дверь — и оказались в комнате, где всё было вверх ногами: пол на потолке, диван в чайнике, а Смерть сидела в тапочках и вязала.
III. Диалог у моря
Потом Введенский пошёл к морю.
Он шёл один, босиком, с рюкзаком из газет и синих строчек. У берега его ждали:
Бог (в виде зонта, раскрывшегося навстречу ветру),
Число (выглядевшее как 7, но на ощупь — бесконечность),
Смерть (в костюме тётушки из детского сада).
— Что ты хочешь? — спросил Бог.
— Я хочу понять, — сказал Введенский. — Но если нельзя, то хотя бы запутаться красиво.
— А ты зачем пришёл? — спросило Число.
— Я пришёл, потому что больше некуда идти, — ответил он. — Все прямые пути заняты трактористами и палачами. Я иду по спирали.
Смерть помолчала.
— А я просто жду, — сказала она. — Но мне с тобой неинтересно. Ты сам — как шутка, которую никто не понял.
Море качнулось и произнесло:
— Больше ничего не будет. Кроме Песни.
И тогда Введенский достал из рюкзака лист бумаги и написал:
"Когда я умру — пусть меня похоронят в стакане.
Пусть тараканы придут на прощанье.
Пусть солнце сыграет на расстроенном пианино,
И пусть не будет конца."
IV. Возвращение в город
А в городе, на чердаке типографии «Ёж», Хармс и Олейников пытались вызвать Редактора Смысла.
— Он не приходит, — сказал Хармс. — Мы слишком много знаем.
— Или слишком мало, — заметил Олейников. — Иногда я путаю слова и они исчезают. А потом я сам начинаю исчезать.
— Это хорошо, — ответил Хармс. — Значит, ты на верном пути.
В этот момент на подоконнике появился Медвежонок из детского журнала. Он был печален.
— Меня вырезали, — сказал он. — Сказали, слишком метафизичен.
— Ничего, — сказал Друскин, появившись из газеты. — Мы тебя восстановим. У нас есть Папка Всего Существующего. В ней даже муха обладает пророчеством.
И тогда они, четверо Жёлтых Магов, встали, подняли стаканы с тараканами и воскликнули:
— Да здравствует Всечто!
— Да умрёт Смысл!
— Да родится Чудо!
Над городом в это время шёл дождь, но он был из букв. И каждый, кто попадал под него, начинал писать стихи — даже чекисты. |
|