|
May. 5th, 2025|10:41 pm |
«Велимир в подвале или Опера жёлтого зерна»
Они собрались в подвале за Бассейной улицей, в доме, который существовал только в представлении милиции. Там, за стоящим в углу самоваром, протекала Жёлтая Вена — тайная река смысла, и именно к её истоку приходили обсудить дела:
— Господа, — сказал Введенский, глядя в тени, где шевелился фикус. — Я чувствую, что Он рядом.
— Кто — Он? — шепнул Олейников, складывая бумажную бабочку из квитанции за электричество.
— Хлебников, — произнёс Друскин торжественно, обняв кота, похожего на телегу с глазами. — Первый Жёлтый. Он вернулся.
И тогда стены сжались, и воздух запах цифрами, и сквозь них вошёл Он — в сапогах из сосулек, в рубахе из футуристических карт и с глазами, где мерцал 1915.
— Здравствуйте, — сказал Велимир. — Или, точнее, здравбуть. Я — предвершитель, а вы — мои перевершенцы.
— Мы — ОБЭРИУ, — сказал Хармс. — Орден Бессмысленных Эскапистов, Растерянных и Изящно Увлечённых.
— Орден чего? — переспросил дух, — Ах да. Я тоже однажды основал Орден Единых Слов и Странных Чисел. Где ваш устав?
— Устав у нас под лестницей, — ответил Заболоцкий, доставая из кармана стакан с тараканом. — Мы им пока подтираемся.
Хлебников уселся на старую поленницу и заиграл на математическом треугольнике. Пространство дрогнуло.
— Что вы ищете, маги Жёлтого ряда? — спросил он.
— Кротовый ход, — ответил Введенский. — В адской стене Совдепа. Мы ползём, шепчем, путаем прилагательные, смеёмся через нос.
— Мы пишем детям, — добавил Олейников. — Чтобы спастись самим.
— Мы бросаем слова в воздух, — сказал Хармс. — Как карты. И выпадает иногда козырь: абсурд.
— Путь ваш верен, — кивнул Велимир. — Но учтите: бессмыслица — это не глупость. Это палимпсест. Это рваный манифест утопии, которую пережёвывает Бесконечность.
И тут зашевелились стены, и в подвал вошли — в шапочках, в фартуках, с глазами, как пуговицы, — персонажи их детских рассказов.
— Вот Папа Утин, — сказал Олейников. — Он знает формулу вечного утюга.
— А это Стакан, — сказал Хармс. — Его можно пить или в нём прятаться.
— А это Заяц, который бежал от страха и нашёл мысль, — добавил Введенский.
Все сели в круг. Хлебников шептал числа, Введенский отвечал вопросами:
— Бог, ты спишь?
Молчание.
— Число, ты смеёшься?
Стук капли.
— Смерть, ты хочешь чаю?
Шорох за печкой.
И вдруг сказал Хлебников:
— Всё не то и всё не так. Но из этого можно построить лес. Лес слов, где каждый куст — логос, а каждая запятая — лиса.
— Мы построим, — сказал Введенский. — Но пусть сначала нас не найдут.
— Кто?
— Те, что ходят в кожанках и приносят повестки.
— А если найдут?
Тогда сказал Друскин:
— Тогда мы уйдём в Слово.
И все согласились. Потому что Слово — последняя дверь, если замки заколочены.
Хлебников исчез. Остался только запах гречневой пыли и звук падающего слова.
А Введенский записал:
Если умру — то не насовсем,
а так, чтоб потом вернуться —
в виде цифры,
в виде смеха,
в виде письма без конверта.
|
|