"У эмигрантов старшего поколения все это еще очень рудиментарно и просто. Они в этом отношении (как и по многим бытовым чертам) напоминают простых «местечковых» евреев. Но у молодых русских эмигрантов можно уже заметить признаки известного осложнения этих психологических комплексов, осложнения, напоминающего психологию интеллигентных евреев. Их самосознание и их отношение к окружающему коренному населению представляют сложную смесь взаимно друг другу противоречащих эмоций, притяжений и отталкиваний. Они — с одной стороны — как будто стыдятся быть русскими, с другой — как будто этим гордятся: с одной стороны — они страстно хотят быть «такими, как все», слиться с окружающей их и привычной для них с детства иностранной средой, с другой — как-то отталкиваются от этой среды, презирают ее. Все это создает в молодом поколении русской эмиграции ту психологическую обстановку, которая при наличии у данного лица некоторой духовной активности неизбежно ведет к «разлагающим» проявлениям. Для этого достаточно того, что молодой эмигрант, выросший среди данного народа, говорящий на его языке, как на родном, и вполне усвоивший всю его культуру, в то же время не разделяет патриотического энтузиазма этого народа и на все то, что для данного народа особенно дорого, смотрит холодно, «с объективной точки зрения». Такая объективная точка зрения неизбежно вскрывает ту нелепость и немотивированную театральность, которая присуща всякому проявлению чужого, не переживаемого нами и несозвучного нам чувства (сравним хотя бы излюбленный прием Льва Толстого — описывать лишь внешние подробности того, чему он не сочувствует, и не делать при этом разницы между существенным и несущественным). А это не может не вызвать иронии — той едкой, разлагающей иронии, которая свойственна евреям. Эта ирония, с одной стороны — месть за то, что «они» (иностранцы, гои) имеют свой национальный энтузиазм, свою настоящую, конкретную святыню — родину, в то время как молодые поколения русской эмиграции все это утратили; с другой стороны, эта ирония — инстинктивная самозащита, ибо если бы ее не было, то эмигрант перестал бы быть самим собой и был бы поглощен чужим народом.
Это последнее обстоятельство необходимо подчеркнуть. Эмигрант «не первого поколения» может сохранить свою национальную обособленность лишь в том случае, если психологическое отталкивание от окружающего его народа будет в его душе преобладать над влечением к слиянию с этим народом.
А преобладание элемента отталкивания создает ту цинично-ироническую, разлагательскую психологию, о которой мы только что говорили. Разве можно не признать разлагателем человека, живущего в данном народе, вполне приспособившегося к его культу ре (практически даже не имеющего никакой другой культуры) и в то же время отталкивающегося от тех элементов этой культуры и быта, которые данному народу особенно интимно близки и дороги? Разлагательская психология — та цена, которой только и может быть куплено сохранение национальной обособленности не первых поколений эмиграции."