Вспомнилось
Многие из моих френдов, а особенно те, с кем мы общаемся и в реальной жизни, знают, что начало моему сознательному воцерковлению было положено некогда в так называемом киевском патриархате – организации изначально раскольнической, а в последствии (после возглавления ее Михаилом Антоновичем Денисенко) более напоминающей даже не раскол, а тоталитарную секту. Конечно, к моменту поступления в семинарию, я ни сном не духом не имел представления о том, что есть раскол, да и вообще имел весьма смутное представление о православной эклессиологии. Грубо говоря, мне объяснили, что поскольку Украина теперь независимое государство, то я должен выучить язык, и находиться в украинской церкви, а не вон в том сергианском сборище КГБ-стов и нравственно развращенных. Уже в ходе изучения церковной истории, не смотря на то, что преподается она в КП в определенном ракурсе, у меня начали появляться вопросы. В итоге пришлось себе признаться, что нахожусь я в самом настоящем расколе, причем раскол этот уврачеван не будет, так как во главе его находится человек, для которого самое главное – его личные амбиции.
Через некоторое время я с еще одним единомысленным семинаристом подошел к ректору (ныне покойный архимандрит Даниил (Чокалюк), именовавшийся в КП епископом), и высказал ему наше намерение уйти из раскола и воссоединиться с канонической Церковью. Также мы попросили выдать нам выписки из табельной ведомости об оценках. Сам Чокалюк отреагировал вроде бы нормально, пообещал выдать табели, и закрылся в кабинете. И тут началось. В семинарию примчался взбешенный Рудюк (ныне «архиепископ Димитрий»). С раскрасневшейся физиономией и вращая глазами он орал (нависая над нами, стоящими в корридоре): «Що, канонічністтю запахло! Ми вам покажемо канонічність! Ми вас із вовчим білетом виженемо, вас ніде не візьмуть!». Через пару минут в преподавательскую потянулись все наставники божественных дисциплин, заперлись изнутри, и заседали часа два. Все это время мы стояли в корридоре, окруженные столпившимися семинаристами и академистами, тычущими в нас пальцами, и выкрикивавшими что-то насчет москалей, раскола, и того, что мы «здуріли». Наконец нас вызвали на синедрион. Ежели не ошибаюсь, преподаватель Литургики Михайлишин (уж не помню ни имени его, ни кем он считался по сану), тыча рукой в журнал, сообщил: Вот вы сегодня говорите, что хотите от нас уйти, но вы не знали, что еще вчера мы по журналу подсчитали, что у вас за год столько-то часов отсутствия на занятиях, и отчислили вас из семинарии. (Здесь нужно упомянуть, что за все время учебы у нас не было ни одного выговора и ни одного предупреждения, а все имевшиеся пропуски были санкционированны ректором). Я улыбнулся, и спросил: А если мы никуда не пойдем, то вы нас отчислять не станете? Человеки в рясах и с крестами переглянулись, и одобряюще сказали: Тогда мы, конечно, подумаем, и решим этот вопрос». Все ясно, - сказал я, попрощался, взял Богдана (ныне служит у нас диаконом), и мы ушли. На улице к нам подскочил один из филаретовских подхалимов, в угоду Михаилу Антоновичу в его покоях переходивший на москальскую мову, и завизжал: «Що, браття, у раскол подались»?! На что я, грешен - каюсь, смакуя каждую букву, с удовольствием ответил: «Пошел в ж-пу». Почему-то это так подействовало на подхалима, что он мгновенно исчез.
На следующий день, когда мы пришли за оценками, отдавать нам их отказались, а на настенном стенде висел «тропарь» об отчислении нас за прогулы. Слава Богу, один из наших друзей, юрист, который также покинул КП, помог нам подать в суд, и табели нам отдали. Так что последний курс семинарии доучивались уже в нашей Лавре.
К чему я вспомнил об этом? Да вот повстречал в жж бывшего соученика – Ивана Зорю (bpev@lj), который ныне именуется «епископом Евстратием», и как бы пресс-секретарь Филарета. Способный, помнится, был ученик. И, вроде, самый мозговитый на фоне тамошних (в большинстве своем не отличавшихся интеллектом). Помню как-то на перемене зашел разговор о том, что преподаватель догматики, мол, поставил заниженную оценку, тогда как Григорий Богослов учит именно так. На что смышленный будущий «епископ» мне ответил: Ну так ты же здаешь не Григорию Богослову.