БРЕД ВЗБУДОРАЖЕННОЙ СОВЕСТИ Сегодня пятница, и я предлагаю вам прочесть очередной бесплатный текст. На этот раз – свободный поток сознания без особого сюжета.
Вода закипала целую вечность. Иногда мне казалось, что она вообще никогда не закипит, и придется мне до скончания времен сидеть над туркой с кофе. Как и все в этой кухне, кофе был отсыревший и заметно прелый, но альтернатива, наиболее ветреная из женщин, оставила меня у входа в эту чертову кухню, и кроме отсыревшего кофе и отсыревшего печенья у меня не было ничего.
Запах кофе навеял воспоминания об отце. Он прекрасно готовил кофе, и кофе у него было валом. Во времена СССР, если кто не в курсе, народ покупал не то, что нужно, а то, на что нарывался, и покупал он это на всю оставшуюся жизнь, если была такая возможность. Вот и отец накупил на всю оставшуюся жизнь японских лезвий и кофе. Лезвиями я потом, после его смерти, брился несколько лет, да еще и раздаривал друзьям, а кофе… Кофе потерял запах и вкус, и я никак не мог сварить нормальный напиток, пока не догадался выкинуть вместе с банками папины кофейные запасы, и начал покупать свежий кофе, который тоже получался далеко не тем. Да и мудрено ли, если у папы был кофе – высший сорт, до того, как его погубило время, а у меня обычная дрянь из магазина в доме напротив.
С хорошим кофе я снова познакомился случайно. Мы с приятелем зашли в неприметный с виду кофейный магазин, и там нас угостили отличнейшим кофе. Стоил он прилично, зато вкус… он сохранялся во рту еще что-то около часа, а в голове после него стало светло и ясно, чего никогда не бывает от дешевого шмурдяка…
Как я уже говорил, здесь, на этой кухне, все было отсыревшим и прелым. Все: обои на стенах, линолеум на полу, пластиковый потолок, кухонная мебель, кофе, печенье (больше на кухне не было ничего съестного). И даже огонь в конфорке казался каким-то плесневело сырым.
Наконец, кофе начал закипать, и кухня к неудовольствию теней наполнилась прелым запахом напитка. Питье прелого кофе не принесло мне никакого удовольствия, как и поедание сырого и местами заплесневелого печенья. Но другой пищи не было, как не было известно, что и когда мне придется есть в следующий раз. Поэтому, преодолев себя, я съел и выпил все, за исключением откровенно заплесневелых фрагментов печенья.
Пока я пил, тени беззвучно смеялись и шушукались в своих углах. Когда же я встал из-за стола, они оживились в предвкушении начала нового дня, а, значит, и новых событий. Но я встал лишь для того, чтобы сделать записи в дневнике, который начал вести, чтобы окончательно не свихнуться. Или же я веду его потому, что уже свихнулся? В отличие от героя «Саляриса» (или это слово пишется через «о») я не могу придумать никакой тест для проверки состояния своего ума, и поэтому мне о подобных вещах лучше не думать.
Открыв дневник…
Интересно, кому это взбрело в голову придумать термин «свобода творчества»? И где этот человек ее наблюдал? Где? Разве что на уровне подсознания, так сказать, в виде замысла, может, эта свобода еще и существует, но дальше… Не знаю точно, какие «прищепки» на эту тему у скульпторов, художников, музыкантов или танцоров, - в том, что своих «прищепок» у них тоже полно, я уверен на всю тысячу процентов, - но у нас, графоманов и прочей пишущей братии, свобода творчества с первой же буквы натыкается на преграду в виде ее заглавности или прописности. Правила предписывают нам писать весь текст (или законченный фрагмент текста) в одном лице, в одном времени, с правильной расстановкой запятых и прочих знаков препинания или препирания со своими мыслями. И то, что восхищает людей в творчестве того же Маяковского, никогда не простится тебе. Не простится лишь потому, что ты – далеко не он, а недалеко, так не он в квадрате. И имеем мы в результате свободу творчества, заключенную между шагом влево и шагом вправо.
Ну да все это ерунда.
Полностью читайте здесь:
https://www.proza.ru/2014/12/18/574Или здесь:
http://samlib.ru/m/majklow_w/htldpeljhf.shtmlПриятного чтения.