О МАГИИ СЛОВА «НАШЕ». МОНОЛОГ НА УНИТАЗЕ.
Я в депутаты не набиваюсь, поэтому лукавить не буду: не люблю я народ, особенно тех его представителей, от которых разит «русским духом» в потно-чесночно-перегарном комплекте. Поэтому в народ я не хожу, его скопления избегаю, но с некоторыми экземплярами периодически вступаю в диалог, во время которого в основном слушаю их рассуждения о жизни, мироустройстве и положении дел в стране. Доказывать или объяснять народу что-то бессмысленно и бесполезно – ему уже все объяснили, а до того, что объяснить не удосужились, он сам дошел в своей народной мудрости. Послушать же его иногда бывает забавно.
Так, например, меня умиляет та искренняя вера в свои слова, с которой народные представители говорят о нашей, в смысле принадлежащей в частности ему нефти, газе и прочих зарытых в землю или растущих на ней богатствах. При этом их почти не смущает, что хоть вся эта хрень и принадлежит народу, распоряжаться ей у него нет никаких реальных возможностей, а когда дело доходит до добычи и реализации народных богатств, долей народа традиционно является хуй.
Неважно, что деньги за реализацию народных богатств достаются лишь очень отдельным представителям народа. Это еще можно терпеть, хотя лучше, чтобы эти представители назывались государством, а не олигархами, но сойдет и так. Главное, что в какой-то там важной бумаге написано, что сами недра принадлежат народу, и он, то есть встреченный на улице народный экземпляр, никому их не отдаст. Костьми сверху в землю ляжет, но не отдаст. Особенно не отдаст лишившимся сна и аппетита от желания захватить «наши» недра американцам, которые первым же делом вычеркнут эти столь дорогие народу слова из той важной бумаги, и напишут в ней что-то свое, да еще по-английски! Страшится народ этого пуще смерти, поэтому готов терпеть любые тяготы и лишения, а в случае необходимости и бросаться с муляжами гранат под ядерные ракеты врага, лишь бы только ни капли его нефти не досталось тому бесплатно.
Иногда я спрашиваю у народа в лице встреченного на улице его представителя: «А что ты реально потеряешь, если натовцы действительно к нам придут?». В ответ он начинает рассказывать о поруганных девках, разграбленных городах и угоне населения в рабство. А после объяснения, что подобная практика не применяется в цивилизованном мире со времен войны мировой общественности с гигантами социализма, (Германия к в первой половине 20 века тоже была социалистической), он окидывает меня подозрительно-опасливым взглядом: не наймит ли я тех самых американцев, и не отвлекаю ли его своим разговором, чтобы те могли незаметно пробраться к нам в тыл и украсть что-нибудь из его недр.