Воспоминания о будущем
или

Как я воздержался

Дело было, дай бог памяти, году так в 1982-м. Ну, может быть, в 1983-м. Я был простой московский школьник, заканчивал 8-й класс (это аналог нынешнего 9-го). Учился я, соответственно, в самой что ни на есть простой общеобразовательной средней школе, расположенной на самой окраине Москвы, неподалеку от МКАД.

Незадолго до описываемых событий я вступил в ряды ВЛКСМ, то бишь - в комсомол. Не скажу, что сделал это из каких-то идейных соображений; отнюдь. Просто так вроде как полагалось: в конце 8-го класса надо вступать в ВЛКСМ. Не состоять в комсомоле - это было ЧП, нечто вроде клейма, которое ставили на каких-то совершенно отъявленных хулиганах, дебоширах и двоечниках.

У нас в классе, кстати, таких и не было: после нескольких "волн вступления", с деятельным участием нашей "классной", т.е. классного руководителя, билеты ВЛКСМ получили все поголовно. Я вступил во "второй волне", всё путем. Был я юноша скромный, учился неплохо, жизненный настрой имел позитивный. Что ж - комсомол так комсомол!

Как-то весной весь наш класс сняли с последнего урока и всей толпой погнали в школьный актовый зал. Оказалось, что нам предстоит отсидеть некое "торжественное общешкольное комсомольское собрание". Для меня такое мероприятие было в новинку; некоторые мои одноклассники, видимо, более осведомленные, попытались улизнуть - но были вовремя пойманы и водворены на место Еленой Максимовной, нашей "классной".

Актовый зал школы был забит под завязку; там сидели все восьмые, все девятые и все десятые классы (11-х тогда не было) - все под присмотром своих "классных", над которыми, в свою очередь, возвышалась директриса Петухова. Шепотом говорили, что "на собрание приехали проверяющие из райкома", поэтому все обязаны вести себя максимально прилично, если что - всем мало не покажется!

Сколько сидеть - никто не знал; по какому поводу собрались - мои одноклассники тоже не знали, да и не особо стремились узнать. Общее мнение было - "да какая-то мутотень!" "Классная" наша перед самым началом лишний раз предупредила: сидеть тихо, не разговаривать, в "точки" не играть, не дергаться!

На сцене за столом, накрытом белой скатертью, сидело человек пять, включая директрису. Там были еще какие-то старшеклассники, а также некий молодой человек со значком и в костюме - видимо, тот самый "проверяющий из райкома". Рядом со столом стояла трибуна.

Вот на эту трибуну стали поочередно залезать разные "старшие" - и понеслась! Действительно, тягомотина. Ни одного живого слова, все какие-то "достижения", "расширить", "углубить", "усилить" и т.п., словом, тоска. Часа на полтора. Народ зевал, скучал, вертелся - но деваться было некуда.

И вот уже ближе к концу действа наш школьный секретарь провозгласил - "А теперь нам надо выдвинуть кандидатуры от нашей школы на районную конференцию! Какие будут предложения?" Последовала пауза. Затем чуть сбоку от меня, у стенки, последовало какое-то шевеление, короткие приглушенные возгласы - и с места вскочил некий незнакомый мне взъерошенный старшеклассник. Он уткнулся в бумажку и быстро пробубнил какие-то фамилии, все - тоже ученики старших классов.

Прилизанный молодой человек из президиума сначала, во время паузы, напрягся, а потом явно расслабился. Секретарь тем же бодрым голосом быстро проговорил:

- Спасибо! Ну что ж, давайте голосовать!

У меня только что продемонстрированная сценка оставила ощущение ненатуральности. Даже показалось, что все это было заранее отрепетировано - только вот разыграно бездарно. Кроме того, я ждал, что кто-то еще предложит какие-то еще кандидатуры - а то ведь неинтересно! Но почему-то никто больше ничего не предложил. Вообще, зал еле слышно гудел, скрипел стульями и явно очень мало интересовался происходящим.

- Кто "за"? - тем временем провозгласил наш секретарь. Неожиданно вокруг меня поднялся буквально лес рук. Я удивился - неужели мои одноклассники знали людей, названных взъерошенным? Я вот понятия не имел, кто это такие. Поэтому руку поднимать не стал.

- Кто "против"? Кто воздержался? - продолжал почти скороговоркой наш школьный секретарь.

И тут я поднял руку. Поднял вовсе не из каких-то диссидентских соображений, не "назло", и не "вопреки". Я просто счел, что опция "воздержался" мне подходит более всего. В самом деле: делегатов, за которых голосовали, я лично никого не знал, куда и зачем их выбирают - прослушал. С другой стороны, и отклонять их я не имел никаких резонов. Поэтому "воздержался" - что может быть адекватнее?

Моя рука в переполненном зале показалась какой-то просто вызывающе одинокой. Я опять удивился - неужели я один "воздерживаюсь"?! Но руку опускать не стал - неудобно как-то. Раз уж поднял - надо держать.

- Едино... - продолжил было, как тетерев на току, секретарь. Потом осекся, глядя на мою единственную, никак не опускающуюся руку, и нехотя поправился.

- Принято большинством голосов, при одном "воздержавшемся".

Человек из райкома наклонился и что-то сказал директрисе, сидевшей рядом с ним. Мне показалось, что он еле заметно кивнул в мою сторону. Вскоре собрание "постановили считать закрытым". За это решение я проголосовал "за" с чистой совестью и с большим энтузиазмом - решение было подлинно "единогласным".

После собрания на меня все, включая "классную", смотрели как-то странно. Как будто хотели что-то сказать, но не могли сформулировать. Вид у Елены Максимовны был, как у "двоешника" возле доски. Я, впрочем, не придал этому значения; на мой взгляд, ничего экстраординарного не случилось, я поступил вполне "в рамках правил".

А в течение следующей недели меня последовательно вызывали на "беседы" - сначала к "классной", потом в школьный Комитет, потом - к директору. Это были очень странные "внушения" - при которых практически все мои собеседники явно, даже для меня-восьмиклассника, испытывали сильнейшую неловкость и буквально не знали, что куда смотреть - а я чувствовал себя совершенно спокойно.

Впрочем, общий смысл "внушений" сводился к тому, что "комсомолец не должен воздерживаться" и что я "подвел школу". Впрочем, на вопрос, почему ж тогда спрашивают "кто воздержался", если воздерживаться нельзя, обе - и директор Петухова, и моя классная начинали впадать в крайнее раздражение. "Нельзя, и всё!" - в конце концов в сердцах сказала мне Елена Максимовна. "Ты понял? Чтоб это в последний раз!!"

Я понял. Больше на комсомольских собраниях я вообще не голосовал. Ни "за", ни "против", ни "воздержался". И все были мною довольны.