За последнее время произошло, кроме всего прочего, одно небольшое, но весьма, с точки зрения моего внутреннего мира, интересное событие. Я перечитала некую книгу, которую ещё недавно числила среди своих любимых книг. Что это за книга, я говорить не буду по двум причинам. Первая — это профилактика обсуждения частностей в дискуссии, которую, возможно, спровоцирует вот эта моя запись. Вторая — профилактика стрельбища, которое, возможно, откроется вместо дискуссии там, где могли бы быть нормальные комментарии. Итак, книга и книга. Написана русским автором. Последний раз я её перечитывала более двух лет назад, и, надеюсь, вам несложно будет представить то любопытство, с которым я открывала её вновь.

Что же я увидела на нескольких сотнях страниц одного из любимых некогда романов?

1. Длинные-длинные сопли: прозрачные ручьи, нежно-салатовые лужицы, зелёные болотца и даже розовые роднички;

2. Челюсть, с аппетитом пережёвывающую пункт первый;

3. Эклектику самого низкого пошиба;

4. Безвкусицу в выражении эмоций;

5. Упоение пунктами третьим и четвёртым, каковое упоение самим же автором искренне принимается за тонкое остроумие;

6. Презрение к читателю, доходящее до того, что автор не стесняется открытым текстом объяснять смысл придуманного им анекдота;

7. Смехуёчки. Тут нужно пояснение. Смехуёчки — это в исполнении автора примерно то же, что и ёрничанье в нормальном диалоге, только без малейшего шанса для собеседника оборвать неуместный смех. Смехуёчками я называю ситуацию, в которой контекст серьёзен до безобразия, а автор… нет, не смеётся. Подхихикивает. Это знаете, не открытая улыбка в глаза другому, не горький смех над самим собой, а именно хихиканье в кулачок. Нервненькое такое. С опущенными глазками и скороговоркой. Вроде как и чувств своих человек стесняется, и показать их не хочет, а — вот досада! — ситуация заставляет. Отвратительное впечатление. А в сочетании с пунктом пятым воздействие на читателя получается вообще фармацевтическое;

8. Пошлость. Пошлость — это когда тема раскрывается так, чтобы максимально облегчить читателю мозги. Когда на щит поднимается идея, которая заведомо станет самой популярной.

Это всё.

Больше я в этой книге ничего не увидела.

Останавливаться на том, как слепа, глупа и наивна я была пару лет назад, мне кажется нерезонным. Напротив, было бы в высшей степени симптоматично, если бы я не выросла за эту пару лет.

Меня поразило другое: в книге, которая казалась мне когда-то замечательной и глубокой, я не увидела смысла. Нет, на первый взгляд смысл там есть. Но когда над этим, не к ночи будь помянут, смыслом начинаешь раздумывать, то обнаруживаешь вдруг, что вместо смысла автор подсунул тебе суррогат из ошмётков чужих — не авторских — и к тому же вырванных из контекста выводов и собственной — то есть авторской — эмоциональной пены. Пена оседает на ошмётках, оставляя серые разводы, и всё, что ты можешь сделать вслед за тем, — это провести часы знойной сиесты в ленивых размышлениях о природе вещей — уже изрядно подсохших и окончательно утративших даже подобие формы.

И здесь я прошу понять меня правильно. Некогда прочитанные произведения можно и нужно переосмысливать. Некогда выстраданные выводы можно и нужно переоценивать. Когда в какой-нибудь книге я встречаю отголоски посторонних романов, стихов или философских трактатов, я не вижу причины отказывать писателю в оригинальности его книги и глубине раскрытия темы…

…до тех пор, пока писатель раздумывает над прочитанным.

Да, и здесь надо добавить: раздумывает — это значит не только использует плоды чужих трудов, но и понимает или хотя бы пытается понять, из какого семени они взросли, как наливались соком, какие пчёлы собирали с них мёд, когда плоды были всего лишь цветами.

Понимает или пытается понять — а не бездумно упивается одной только мякотью, заученно сдирая с плода шкуру и выплёвывая косточки.