Прошедшее воскресенье, как, благодаря активности православной части ЖЖ, стало хорошо известно даже самой ленивой публике, было воскресеньем прощёным. В этот день православные христиане просят прощения друг у друга и у бога за содеянные вольные и невольные грехи. Таким образом, они формально очищаются перед началом великого поста, который продлится семь недель. Фактически, просьба о прощении есть кульминация заговения перед великим постом, и, казалось бы, одна уже эта деталь должна насторожить неверующего. Тем не менее, очень многие формально неверующие люди (не один и не два и даже не пять) просили в этот день прощения друг у друга и у верующих (уж не знаю, как насчёт бога). Когда же им указывали на непоследовательность, они приводили такие аргументы:

1. Обычай прощёного воскресенья — хороший, в сущности, обычай. Он позволяет наладить отношения с людьми, которым за истекший год часто доставалось от нас острым словом или бранью.

2. Обычай прощёного воскресенья — хороший, в сущности обычай. Он позволяет нам продемонстрировать союзнику или сотруднику ту степень смирения, которая станет доказательством нашей готовности продолжать сотрудничество или союзничество.

3. Обычай прощёного воскресенья — хороший, в сущности, обычай. Он позволяет нам наладить отношения с людьми, чьё мировоззрение мы не разделяем, однако от сотрудничества или союзничества с которыми мы бы не отказались.

4. Обычай прощёного воскресенья — хороший, в сущности, обычай. Он позволяет восстановить утраченные отношения с родом, а в пределе — с нацией.

5. Обычай прощёного воскресенья вовсе никакой не религиозный акт, а просто добрый и благородный обычай.

Вот такие аргументы приводились формально неверующими людьми в прощёное воскресенье, когда их упрекали в том, что они следуют стопами верующих. Кто эти люди, где они и как их зовут, не имеет значения, и называть их я не собираюсь. Я даже не буду оспаривать эти, а также многие другие аргументы (хотя не согласна ни с одним из них), потому что углубляться в частности и дробить цельную концепцию на кусочки у меня нет ни малейшей охоты. Я просто расскажу, почему для неверующего недопустимо следовать за верующим даже в таком, казалось бы, благородном и хорошем обычае, и почему этот хороший и благородный обычай есть, несмотря на всё своё благородство, именно религиозный акт.

Я не знаю, существовал ли в языческие времена обычай просить у ближних прощения в последний день прощания с зимой, но это и не важно, поскольку сегодня, в прощёное, а не прощальное воскресенье, мы наблюдаем сугубо христианский обряд, и этот обряд пришёл к нам с тех древних времён, когда монахи проводили пост в пустыне. Накануне поста, в «прощёное воскресенье», иноки прощались в храме со своими братьями, а в «чистый понедельник» разбредались кто куда, от мира подальше. И вот отсюда начинается самое интересное.

Дело в том, что в древности в этом обычае был смысл. Действительно, пустыня страшна и люта, в ней обитают львы, по ней весною летит свирепый ветер хамсин, несущий смерть всему живому, и обряд прощания с миром в таких условиях становится совсем не пустой формальностью. Более того, так же, как прощались со своими братьями монахи, прощались, к примеру, со своими семьями путешественники, купцы, дипломаты и воины. Можно сказать, что этот обычай в том виде, в каком его восприняло христианство, был обычаем светским, бытовым, церковь просто впитала его вместе с первыми христианами, и в этом не было ничего противоестественного, как не было ничего противоестественного, к примеру, в пожелании доброго здоровья и долгих лет, особенно единоверцам.

Однако сегодня никто из христиан не уходит на время поста в пустыню (а если уходит, то мы об этом почему-то не знаем, хотя знаем о многих, просящих прощение), никто не подвергается риску попасть в лапы львам. Тем не менее обычай остался. Почему?

Потому что с утратой смысла любой продолжающий существование обычай приобретает сакральное значение. И обычай просить прощения исключением не является: утратив смысл, он перестал быть актом бытовым и превратился в акт сакральный. Что это значит? Это значит, что, лишившись опоры на быт, он обрёл опору в таинстве.

Я не буду сейчас рассуждать, насколько красив или некрасив, плох или хорош этот обычай объективно или даже субъективно. В данный момент важно одно: обычай просить прощения в последнее воскресенье перед великим постом есть таинство.

На одном этом основании я, как человек неверующий, не могу присоединиться к верующим. Точно также, как не придёт мне в голову участвовать в крестном ходе или заутрене, мне не придёт в голову и участие в обряде прощёного воскресенья. Я вообще не представляю себе участие последовательного скептика в каком бы то ни было церковном мероприятии — это нонсенс.

На то, что просьба о прощении в канун великого поста является целиком церковным мероприятием, помимо всего вышесказанного, неопровержимо указывает несколько вполне очевидных деталей.

1. Если это не церковный акт, то почему следует просить прощения именно в этот день? Мешает ли что-нибудь человеку, испытывающему потребность в публичном покаянии, испросить прощения у всех обиженных им в любой другой момент?

2. Если это не церковный акт, то почему неверующий допускает ответ на свою просьбу о прощении в форме «Бог простит, ты меня прости»? Он же не у бога прощения просит, не так ли? И он ведь просит прощения, а не ритуального благословения.

3. Если это не церковный акт, то почему неверующий просит прощения в такой весьма религиозной форме: «за всё вольное и невольное» и не у каждого поимённо, а у всех вообще? Откуда эта всеобщность?

4. Если это не церковный акт, если человек хочет просто примириться с другим, которому, скажем, он вольно или невольно нагрубил, почему бы ему не принести извинения сразу после того, как пришло осознание вины? Зачем ждать так долго? Согласитесь, извиняться за неловкость или грубость — это хорошая практика нормальной светской жизни, способ продемонстрировать собственную вменяемость. Напротив, когда человек ни с того, ни с сего (ведь формально же он неверующий!) начинает просить прощения сразу у всех и именно в тот день, когда с подобной просьбой обращаются друг к другу христиане, в его вменяемости сразу возникают сомнения. Здесь же: конкретная просьба о прощении всегда гораздо более действенна и гораздо менее лицемерна, чем вот такая абстрактная, обращённая ни к кому и ко всем одновременно. Абстрактная просьба о прощении в прощёное воскресенье имеет смысл только для христианина — именно потому, что в его глазах несёт мотив таинства очищения. Но где в ней смысл для неверующего?

5. Если это не церковный акт и человек одновременно не чувствует за собой вины, зачем ему вообще просить прощения у кого бы то ни было?

Итак, просьба о прощении в прощёное воскресенье есть таинство, акт религиозный. Иным оно быть по природе своей не может (отсутствие смысла всегда является признаком сакральности). И человек, который называет себя неверующим, однако приобщается к таинству прощёного воскресенья, поддерживает, таким образом, религиозную акцию. Если такие люди начинают упорствовать в своём поведении, у меня находится для них только три названия.

Глупец, ибо не ведает, что творит.

Лицемер, ибо ведает, но делает вид, будто так и надо.

Баран, ибо ему безразлично что делать, лишь бы купно.

Ей-ей, когда я вижу ритуальные пляски христиан или мусульман, или вообще любых верующих, включая хоть индусов, я не испытываю ни злости, ни раздражения, если эти пляски не вредят окружающим. Это их пляски, и при прочих равных они имеют полное право плясать, поскольку называют себя верующими и ни от кого, в том числе от самих себя, свою веру не скрывают. Но когда я вижу, что к ритуальным пляскам верующих присоединяются люди формально неверующие, я не могу не обращать на это внимания, так как по поведению одного неверующего верующие будут составлять мнение обо всех неверующих оптом. Если кто-нибудь в этом сомневается, забудьте о сомнениях. Люди всегда составляют мнение о противниках по худшему поведению противников, а не по лучшему, ибо сравнение с худшими возвышает людей в их собственных глазах. Отказывать себе в таком удовольствии будет только очень умный человек, а умных людей на свете, к несчастью, мало.