| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Победа Как-то греет в последнее время эта история от ![]() ![]() И еще из греющего. Из давным-давно греющего. <...>И вот они вышли все на первый утоптанный снег, на медленный, бесшумный от снега Кузнецкий, и Николай Васильевич вышел, лихо заломив шляпу, сел в такси и уехал, попрощавшись и сказав: - Договорились? Это насчет посещения его мастерской. - Ну что? - спросил Костя. - Не тронь его, - оказала высокая, - Гоша сейчас как во сне. А вторая сказала: - Это он умеет, очаровывать. Вот приедем в мастерскую, он всем наговорит тысячу вещей о Возрождении, закидает именами художников, он это умеет. - Действительно умеет? - спросил Гошка. Тут они сами наговорили три короба всякой всячины, и хотя все это было насчет его образованности и эрудиции, то есть о том, к чему должен стремиться дипломник-искусствовед, как-то так получалось, что их эрудиция - это хорошо, это прилично, а его эрудиция нехороша, неприлична и почти подозрительна. Потому что, с одной стороны, он как бы посягал на искусствоведово добро, а с другой - пускал это добро в оборот, оно у него плясало, это добро, и выделывало антраша, в общем работало, а не хранилось на полках с обозначениями школ и течений. И дипломницы даже завывали от раздражения, они кричали грубыми словами - эклектизм, эпигонство, нет своего лица, нет рисунка, нет композиции, эстетствующий натурализм, архаический формализм, провинциализм, изм, изм, - кричали они и притопывали озябшими ногами. - А фашизма там нет? - спросил Панфилов. И тогда и теперь Гошку интересовало только это. - А фашизма там нет? - спросил Панфилов. Они испугались и затормозили, сказали, что нет, фашизма там нет. - Тогда, может быть, это своеобразие? - спросил Гошка. Они обиделись и ушли. Потому что это им в голову не приходило, а пришло в голову постороннему военному. С праздником вас. И всех, кто сегодня к вам заглянет. |
|||||||||||||
![]() |
![]() |