#
Все опять вечер в баре,
Перелив звонче ста лилий.
И "Кто ушел от меня",
И "Кто во мне", и "Кто я".
Блещут люстры, журчит фонтан,
И паркет нежен и тепел.
Расходятся с пуантами
Клаусы и мулатки.
Шумят прощальные речи,
Как в последний день - серенады.
Здесь плясали пары и вставали на дыбы
и, шумно протестуя,
отправлялись на поиски новых пристанищ.
Но луна куда-то пропала, и надо было
в первую очередь принять решение, чтобы оно оказалось честным.
Думать стало тяжело,
а думать хотелось много.
Но думы разлетались в разные стороны.
Вот и сейчас они тоже куда-то делись.
Отдельные из них,
глубоко укоренившись,
летят, не встречая препятствий.
Остальные кружатся, не желая иметь ничего общего.
В этом и состоит задача
представителя власти.
Собранные с таким трудом,
они должны сплестись в единый узел.
И от
праздничного
ига
сладко
и дико
было дыханию
и страсти,
и
самоубийству.
Проснувшийся от стука в дверь полицейский в форме
Ресторатора
«Ниэл»
обезоружил
гостей,
окончив скандал,
во всех отношениях постыдный.
Долгий предрассветный туман таял на востоке.
Дети,
предупрежденные о своем назначении, забрались под стулья.
Самобичевание завершилось,
и время стало.
Следовало привести его в движение.
Я не философ и не историк,
но мне кажется, что оно, это время,
лишь условно
состоит из мелочей,
коими так богата история.
Крошечные, незаметные во мгле.
Напуганные видом схватки.
Безмолвные, как смерть.
Детали живут в нашем мире
равно и бесследно,
как буква, падающая со строчек.
И даже,
быть может, страшнее смерти.
Они — часть нашей истории.
И стихия —
живой природы.
И то, что кажется мелким и ничтожным,
становится для меня
на вид
значительно более значимым,
когда подвертывается случай.
Ясный, прозрачный,
бесцветный свет заполняет
пределы
этой книги.
Он наполняет их.
Становится все шире.
Ярче.
Он приводит в движение
Мою
Книгу.
Он изменяет
ее.
И книга
ширится.
И я ей
хочу
того,
чего не могу.
Создать
новую,
большую
ткань,
и, чтобы она не порвалась,
стать
собой
и другими
тоже.
Я хочу,
чтобы время
вытянулось
и не вернулось.
И чтобы ничего не
осталось
после меня.
Кто-то должен
меня убить.
И, как я уже сказал,
я хочу успеть ее прочесть.
И пока что я —
только писатель.
И я пишу.
И я буду писать
пока руки не устанут.
Мне кажется,
что я успею
передохнуть
от
боли.
Что моя Книга
и сама
успокоится
и все станет
на свои места.
Это неправда.
Это ложь.
И все,
кто выйдет
потом
из этой самой
книги,
выяснят,
что она —
вся во мне,
и мне
на самом
деле не до отдыха.
Я сам
являюсь
книгой.
А книга
меня
хочет.
И из Книги
я
извлекаю
пальцы.
Все тело.
И этот мир.
И тех,
кто
победит
меня.
В ней
все
равно я
смогу
покончить с собой.
Вот и
будет
тогда
все во мне.
Но будет
тогда
место
для других
слов.
Их не будет в книге.
Это просто
в словах.
Это стило.
Это кисточка.
Это монокль.
Это палец.
Это орех.
Это точка.
Это линия.
Это штрих.
Это идея.
Это волна.
Это слово.
Это пафос.
Это пауза.
Это фраза.
Пусть это
пока
и останется
строкой.